…доехали.

…пусть и ругалась бабка крепко на провожатых. И требовала немедля повернуть, дескать, дела у ней в столице преважные, не холопьего разумения, но боярское руки требующие да пригляду. Карами грозилась. И плакала. И хворою сказывалась… Станька о том весточку передала.

Тяжко ей.

Бабка, как уразумела, что не боятся провожатые гневу ейного, то капризною сделалася, что дитя малое. То ей сквозило, то грело, то прело, то перина комковата, то одеяла тяжелы…

 

…нонече и мы в дорогу собираемся, поедьма, а куда – мне сие не известно. Да и не только мне. По Акадэмии слухи самые разные ходют. Одные бают, что отправят нас к Верхним Бережкам, которые есть село славное, не раз студиозусов привечавшее, там, дескать, кажный год первый курс практику проходит. И местная нежить к сему привычная. Другие ж увереныя, будто бы до Бережков мы не пойдем, поелику нонешним годом там будуть ждать люди и сплошь недобрые, которые восхочут царевичей смерти лютое придать, а заодно уж всех, кто с ими буде, а потому поедем мы в Броды. Я ж мыслю так, что не будет нам ни Бродов, ни Бережков, а выберут иное место какое, из тех, которые известны мало.

 

Писать ли про тое, что слухи этие нарочно пущены? Чтоб, значится, ворог гадал, где ж нас встречать хлебом и солью, да метался меж Бережками злополучными да Бродами, которые тоже деревенька немалая, а ныне, чуется, и больше прежнего стала, приветивши сотню-другую стрельцов.

Нет, не буду.

Бабке оно без надобности, а попадись письмецо в чьи руки, так с меня ж за длинный язык и спрошено будет.

 

Ехать нам ужо через три денечки. Сперва-то разом пойдем, с целительницами, стихийниками и некромантусами нашими, которые за ради этакое оказии из подвалов своих повыползли, ходют, бродют, бледнющие, что упыри на полную луну. Кривятся. Отвыкли они за учебу от солнца ясного.

 

…зевают во всю ширь и норовят на ходу придремать. Один и вовсе брел, брел, в стенку набрел, лбом в нее уткнулся и придремал, сердешный. Целительницы-то сперва его обходили, а после одна, зело сердобольная, шалик свой на плечи набросила.

…суета вокруг стоит, аккурат как у нас перед ярмарокой. Люд туды-сюды шастает, подводы грузятся…

…Архип Полуэктович матюкается предивно, но с большего не на нас, а на человечка лысоватого и хмурого. Эконом Акадэмии, как и многие прочие, был скуповат и хитроват. Мнится мне, что без этаких свойств из человека вовсе эконома не сделать.

Он хмурился.

И причитал, что мы, сиречь, студиозусы, вводим его и всю Акадэмию в немыслимое разорение, еще немного и вовсе по миру пустим со своими практиками.

И лошадь нам выдай.

И круп всяко-разных. Ведро. Котелок. Утвари по списку, Архипом Полуэктовичем всученному. А главное, выдали оный список мне, велевши все стрясти в точности. Я и трясла, как умела. Эконом же вздыхал и слезу пустил однажды, подсовывая мне вилки кривоватые, дескать, других нетушки, и вовсе не в прямоте счастие. А ложки и вовсе сверленые, чтоб, значится, не крали. Как же этими сверлеными супу есть, он не сказал, верно, вовсе был против того, чтоб студиозусы ели и продукты казенные тем переводили.

Вот и сражалися мы за каждый мешок.

 

а главное, что по норову своему паскудой редкостною будучи, эконом все подмануть норовил. То гречи недосыпет. То пшенку подсунет позапрошлогоднюю, которая уже и с запахом прели, и мышами поетая крепко. То сальце с прозеленью, которую всегой-то и надобно, что тряпицей отереть. Котлы битые, а то и колотые, одеяла – драные… но я науку вашую, сердешная моя Ефросинья Аникеевна, памятуючи, кажное одеяльце пощупала, не поленилась в мешки заглянуть, перевесить и крупы перетрясти с тем, чтоб вовсе негодные в Акадэмии оставить.