Придумала!

 

9. 9. Михаил

Распахиваю дверь приемной, делаю шаг внутрь. В лицо летит бумажный самолетик. От неожиданности останавливаюсь, зажмуриваюсь, отклоняю голову.  Самолетик ударяется об косяк и падает мне под ноги.

Осматриваюсь. На полу как минимум два десятка белых бумажных самолетиков, свернутых из листов А4, а в руках у стрекозы еще один недоделанный. На столе открытая пачка "Снегурочки".

– Ой, – таращит глазищи стрекоза.

Озорной огонек меняется на испуганный. Как и у Матвея, который до этого момента бегал по кабинету, подбирал самолетики и тоже их запускал. Как умел – себе под ноги.

– Это что за кладбище упавших самолетов? – хмурясь, киваю на беспредел на полу.

Молчат оба, замершие. Или замерзшие.

– Ой, мы тут это… Я сейчас соберу, – отмирает девчонка, бросает недоделанный самолет на стол, подскакивает и метеором начинается носиться туда–сюда, собирая с пола оригами и отправляя их в мусорную корзину.

Матвей спрятался по другую сторону стола секретарши, одна макушка белобрысая торчит и глаза кругло–зеленые.

Пока девчонка суетится под ногами, успеваю поднять с пола два самолета, осматриваю "конструкцию".  Усмехаюсь. На крыле ручкой  цветочки нарисованы.

– Детский сад, штаны на лямках, – хмыкаю.

Опускаю глаза вниз и встречаюсь взглядом с огромными, синими с примесью зелени. Девчонка передо мной на коленях застыла с ворохом самолетиков в руках, смотрит на меня снизу вверх. Ротик приоткрыт, щеки покраснели, сама дышит волнительно. То ли запыхалась, то ли возразить хочет. Волосы черные по плечам рассыпаны. Те самые цвета воронова крыла, что я уже хотел сегодня сквозь пальцы пропустить, на кулак намотать.

И эта картинка вкупе с ее взглядом навевает кадры из совсем другой оперы – под цензом "только для взрослых". Лишает дыхания, голоса, рассудка. Кипятит кровь в венах и лавиной гонит ее к паху.

Так меня еще не встречали. Анастейша, млин. И ведь не играет!

Стрекоза скользит взглядом ниже по моей фигуре и видит произведенный ею эффект. Вспыхивает алым и резко поднимает глаза вверх. А в них недоумение сменяется смущением и страхом.

И в этот же момент вспоминаю, как мило эта девица сегодня также смущалась и краснела, когда я ей о размерах намекал… Она реально ни–ни, что ли? Это еще бывает в ее возрасте?

Черт! Что–то не о том я думаю. Стрекоза совсем не в моем вкусе. Вот подружка ее да – огонь! А эта…

Но меня прет от ее невинности и возникшего желания «поиграть» с новой игрушкой. До горяще-гудящего зуда в причинном месте.

Остановись, Шведов! Не до игр вообще-то!

Громко прочищаю горло. Дыхание кое–как выравнивается. В штанах все еще тесно, но хотя бы здравый смысл заработал.

Стрекоза,  переливаясь всеми оттенками красного, часто–часто моргает, подскакивает, подбирая последний самолет, и не глядя на меня, бежит к урне.

– И вы хотите, чтобы "это" летало? – верчу в руках те два, что не успели попасть в утиль. Запускаю тот, что с цветочками. Через полтора метра он грустно и кособоко пикирует вниз.

– "Это" вообще–то летало! – С вызовом парирует девчонка.

И не скажешь по ней, что только что не знала куда деться от стыда.

Она забирает у меня из рук оставшуюся поделку и с обиженным видом комкает ее. Отправляет вслед за предыдущими в корзину и садится на свое рабочее место. Губы надула. Как маленькая. Смешная.

Если приглядеться, не такая уж и замухрышка. Вполне себе симпатичная девушка. Худовата, конечно, но как говорится, кости есть, а мясо нарастет.

Неприятный осадок от встречи с Беляевым начал вытесняться, растворяться, исчезать. Там, за дверью, нарисовалась проблема. Большая такая, стремная, почти криминальная. Здесь же, в моем офисе, без меня, еще несколько минут назад творилось такое беззаботное веселье, что думать о проблемах сейчас совсем не хочется, а вот вернуть развлекалово, отвлечься на безделушку – да, вдруг потянуло.