Мировая политика (по меньшей мере, в последние столетия) функционирует на основе рациональных ожиданий. Однако очевидно, что на обозримую перспективу в ней сохранится противоборство двух разнонаправленных тенденций – к укреплению суверенитета, с одной стороны, и к его ограничению, с другой. Притом, что эти тенденции нередко одновременно будут воплощаются в политике одного государства или группы государств (укрепление собственного суверенитета ведущих мировых держав будет соседствовать с попытками ограничения суверенитета других). А противоречие между тенденциями к суверенизации и десуверенизации государств будет служить перманентным источником международной напряженности.
Есть надежда, что сегодняшний кризис в отношениях России и стран Запада на фоне ситуации на Украине несколько отрезвит организаторов «нового мирового порядка» и подтолкнет если не политический истэблишмент, то экспертное сообщество в США и Европе к поиску более инклюзивных (включающих) стратегий и к выработке более равноправных подходов к формированию норм и правил в современной мировой политике, причем не только относительно проблематики суверенитета. Как представляется, этому просто нет альтернативы. Во всяком случае, увлечение созданием прецедентов и стремление навязать остальному миру собственные правила игры (с возможностью произвольной реинтерпретации этих правил в качестве дополнительной лидерской опции) не способно в условиях формирующейся полицентричности создать основу для предсказуемого и управляемого развития международных процессов и чревато новыми крупными международными кризисами.
В контексте последних событий вокруг Украины западные авторы, в т. ч. представители экспертного сообщества, довольно часто акцентируют внимание на критике нарушений международного права со стороны России. Из подобных интерпретаций следует, что Москва не просто нанесла неспровоцированный удар по соседней стране, но и подорвала краеугольные принципы мировой политики: равенства всех государств, их территориальной целостности и невмешательства извне во внутренние дела. Был грубо попран и институт суверенитета. Отсюда и эмоциональные всплески относительно «недопустимости нового Мюнхена» перед лицом российской агрессии, и попытки изолировать Москву на международной арене, и стремление нанести ей наибольший ущерб (режимы санкций, проекты превращения непризнанного Западом в составе России Крыма в черную дыру российской экономики, ослабляющую внешнюю торговлю и инвестиции и истощающую российские ресурсы и т. п.).
Однако при более пристальном рассмотрении столь драматичная и нарисованная яркими красками картина оказывается далека от реальности. В особенности миф о некой уникальности и беспрецедентности действий российской элиты. Если бы проблема заключалась только в поведении Москвы на международной арене – это было бы еще полбеды. И именно маневры западных стран и их элит на протяжении последних 20 лет создали ситуацию, когда нарушение суверенитета и вмешательство во внутренние дела невозможно уже рассматривать как нечто чрезвычайное. Налет чрезвычайности этому событию придает только то обстоятельство, что вся военно-политическая операция по воссоединению Крыма с Россией (причем практически без жертв и при активной или, по меньшей мере, молчаливой поддержке местного населения) была проведена без согласования с ведущими странами Запада. Но к обеспокоенности по поводу «попрания основополагающих принципов» это уже не имеет никакого отношения.
В ходе посткризисной перегруппировки сил на международной арене целый ряд стран, среди которых Китай, Индия, Иран и Россия, оспаривают политические результаты холодной войны. Каждая из них делает это по-своему и преследует собственные цели, что осложняет процесс и переводит его в трудно управляемое русло, создает ситуацию глобальной неопределенности, когда конечный результат отнюдь не предопределен. Поэтому, по всей вероятности, украинский кризис лишь открывает целую серию конфликтов, которыми будет сопровождаться становление полицентричной системы международных отношений. Причем для стран Запада речь идет о перспективе потери монополии на принятие решений в рамках существующей системы сдержек и противовесов, которая почти игнорирует (позволяет так или иначе обойти) интересы всех других игроков. И потому сопротивление изменениям будет предельно жестким.