— Ага, — растерянно кивает мальчуган.

Он слегка напугался громкого тона Лии, что забыл, зачем подошел ко мне. Иван растерянно на пятках разворачивается, а потом пулей бежит и скрывается за длинными стеллажами.

— Так что, Макс, — продолжает Лия, — принимаешь приглашение?

— Если найду окно в своем плотном графике, но ты особо не надейся, не хочу обнадеживать.

Она млеет лишь от голоса.

— Буду ждать звонка Максим, всегда…

Общение с ней скучное и совсем не вызывает наслаждения.

Ссылаясь на недостаток времени, кое-как прощаюсь с бывшей и иду на поиски Нины, однако у меня в кармане гудит телефон. Звонит брат.

— Макс, помнишь Илларию Валентинову основательницу фонда помощи сироткам?

— Худая как щепка мадам с огненными волосами? Да, знаю такую.

— Она подозревает сотрудников фонда в мелком воровстве. Можешь посодействовать и популярно объяснить им, что грозит за такое. А еще расскажи обо всей романтике тюремной жизни. Только сделать это нужно на благотворительных началах, естественно.

— А мне что с этого будет? Забесплатно я могу и из окна своей машины на маргиналов покричать.

— Хоть какой-то плюс в твою карму, Золотов. Валентинова все-таки добрые дела творит.

— Скинь ее контакты. Если время будет, помогу, но ничего не обещаю.

Отключаюсь от Грозного.

Двигаюсь в путь, управляя скрипучей телегой. Вдруг из отдела с крупами неожиданно вылетает Нина. Так быстро, что я едва не наезжаю на нее телегой. Женщина немного всклокочена и рассержена. За ней еле успевают маленькие Семенихины, держащие в руках по шоколадному батончику.

— Максим Леонидович, где эта дамочка с длинным языком, потрудись ответить?

— Лия? Она уже ушла.

— Ее счастье. С какой стати твои подружки смеют называть детей побирушками? Ваня хотел позвать тебя, мне в руках тащить продукты было тяжело.

— Лия не знала, что мальчики со мной.

Подходит почти вплотную и тихонько шипит:

— Значит, если дети с тобой, то нормальные, а если нет побирушки? Впрочем, что уж там, родители ведь придурочные. Да? Золотов…

— Нет Лии больше. Уймись.

— Только потому, что дети сейчас на меня смотрят, я буду улыбаться.

Вот же…сходил. За хлебушком.

При всем, что пострадавшая сторона в этой истории я. Ведь на меня клеветница-Семенихина подала иск. А теперь обидчиво задирает нос.

Покупаю живого карпа. Захотел на ужин рыбу.

Ниночка настолько гордая, что после расплаты на кассе забирает у меня чек и скрупулезно выискивает в позициях товары, которые были не в моем списке, а мелкие прихоти детей. Потом посчитывает на калькуляторе сумму, пока я складываю пакеты в багажник.

Рассаживаемся по местам.

— Держи Максим Леонидович, — протягивает мне руку, — четыреста семьдесят восемь рублей.

— Ты смеешься Нин? — трогаюсь с парковки.

— Я же когда-то говорила, что детки тебе ничего не будут стоить.

— Убер-р-ри…

Прикасаюсь к запястью Нины и слегка давлю. До момента пока ее рука не опускается на подлокотник. Мой взгляд полностью занят дорогой. Пальцы все еще сжимают тонкое запястье. Я не могу его отпустить. Ниночка не пошелохнется, смотрит перед собой в лобовое стекло и руку не одергивает.

Ловлю этот момент и понимаю, что мне хорошо. Вот так по-простому и без лишних слов. В тишине. Поглаживая большим пальцем бархатистую и немного холодную кожу Нины. Семенихина очень приятна на ощупь. И вкусно пахнет. А когда молчит, то похожа на безупречную для меня женщину.

В квартиру возвращаемся еще засветло.

Глушу мотор.

Мальчишки не спрашивая разрешения матери, вяло выползают из машины. Энергию они и впрямь отлично израсходовали. Остаток вечера должен пройти без приключений и мои нервные клетки тоже передохнут.