Маша прислонилась к ржавой стенке, её дыхание участилось. Когда губы коснулись нежной кожи бедра, она издала тихий стон. Его язык двигался медленно и дразнил, исследуя каждую складочку и изгиб. Маша извивалась, пальцы судорожно сжимали его волосы, направляя движения. Кабина наполнилась звуками её прерывистого дыхания и тихих всхлипов удовольствия.

Тем временем у борта комбайна разворачивалась другая сцена. Ольга прижалась к Михаилу, а её рука медленно скользнула вниз по его груди. Она опустилась на колени с грацией танцовщицы, не отрывая взгляда от его лица. Неторопливо и дразняще расстегнув ремень, она на мгновение замерла, выдохнув не по-утреннему горячий воздух.

– Ты сводишь меня с ума, – прошептал Михаил охрипшим от желания голосом.

Ольга улыбнулась, провела языком по губам и наклонилась ближе.

Её губы сперва лишь робко прикоснулись к нему, пробуя на вкус каждый миг. Это было деликатное касание, подобное дуновению ветра. Затем её нежность перешла в более уверенное движение, губы обвили его с нарастающей жаждой. Переход от лёгкости к глубине был едва заметным, но именно в нём скрывалась магия момента.

Сначала её губы двигались осторожно, изучая границы дозволенного, затем погружались глубже. Её движения были медленным, тщательно выверенным и страстным танцем. Она управляла ими с ловкостью балерины, знающей каждую ноту партитуры.

Её язык стал дирижёром этого симфонического акта, совершая круговые движения, очерчивая узоры на коже. Он то замедлялся до течения весеннего ручья, то ускорялся до полёта ласточки – ритм её действий повторял биение их сердец. Это была музыка, не слышимая ухом, но ощущаемая всем телом.

Солнечный свет проливался сквозь пыльное стекло кабины комбайна, золотя фигуры тёплым сиянием. Михаил откинул голову назад, полностью отдаваясь моменту – он был пленником её страсти и собственного желания. Его рука невольно двигалась по её волосам, лаская и поддерживая заданный ею темп.

Её язык совершал медленные кружащие движения, то ускоряясь, то замедляясь, подстраиваясь под ритм его дыхания. Михаил откинул голову назад, нежно гладя её волосы. Утреннее солнце золотило их силуэты, превращая происходящее в подобие языческого ритуала.

Сергей, забыв о технических сложностях, продолжал съёмку, интуитивно находя лучшие ракурсы. Остальные наблюдали с интересом и волнением, готовые включиться в процесс по знаку режиссёра.

Утро набирало силу, обещая день, полный открытий и неожиданностей.

На следующий день небо затянуло низкими облаками, придавая полю сходство с декорацией к фильму о конце света или начале коллективизации – что, по сути, одно и то же. Воздух был влажным и тяжёлым, пропитанным запахом надвигающегося дождя и неизбежности. Комбайн казался ещё более апокалиптичным, как последний памятник ушедшей цивилизации механизаторов.

Михаил приехал первым, держа в руках новый сценарий, нацарапанный ночью на обрывке газеты «Правда».

– Сегодня снимаем обучение! – объявил он, когда группа собралась. – Катя, ты стажёрка, приехала осваивать комбайн. Ваня, ты главный герой дня – будешь обучать молодое поколение тонкостям управления техникой.

Ваня покраснел до корней волос:

– Так я ж… стесняюсь малость.

– Отлично! – воскликнул Михаил. – Стеснительный учитель и любознательная ученица – классика жанра!

Катя хихикнула, поправляя белую блузку, заправленную в практичную синюю юбку – образ идеальной комсомолки, если не считать того, что блузка была расстёгнута на три пуговицы больше положенного.

Сергей возился с камерой, приматывая объектив изолентой: