Он снова посмотрел на город – знакомый и одновременно загадочный, полный возможностей и тайн, которые ждали смелых и немного безумных людей вроде него. Москва дышала вдохновением, растекавшимся по улицам и переулкам, наполняя головы дерзкими и абсурдными идеями.

– Готовьтесь, товарищи зрители, – прошептал Михаил, усмехнувшись своему отражению в стекле, – скоро вы увидите такое, чего советская власть не могла себе представить даже в страшном сне.

Он решительно закрыл окно, словно поставив точку в долгой истории своей прежней жизни. Повернувшись в комнату, Михаил почувствовал себя лёгким и странно счастливым – как ребёнок, которому подарили игрушку, о существовании которой он даже не подозревал.

Михаил осторожно лёг рядом с Ольгой и с облегчением закрыл глаза, чувствуя, как его накрывает волна уверенности и спокойствия. Перед мысленным взором мелькали кадры будущих фильмов, и он внезапно понял, что теперь никто и ничто не сможет помешать ему воплотить самые дерзкие и невероятные мечты.

«Теперь, – шепнул он в темноту, улыбнувшись себе, – теперь это уже точно кино».

Эти слова прозвучали в тишине с такой уверенностью, будто всё уже было отснято и жило своей жизнью на секретных ночных показах, о которых никто не знал, но мечтал попасть.

Засыпая, Михаил вдруг подумал, что, если бы год назад ему сказали, будто он окажется в Москве восьмидесятых, будет снимать эротические пародии на советские фильмы и заниматься любовью с женщиной, которая в прошлой жизни была бы для него простым, самым простым человеком, он рассмеялся бы прямо в лицо этому фантазёру и посоветовал бы ему лечиться.

Но теперь это была реальность – смешная, абсурдная, но оттого ещё более прекрасная и захватывающая. Михаил впервые за долгое время чувствовал себя полностью счастливым и абсолютно уверенным в деле, которым занимался.

И уже почти заснув, бывший олигарх иронично сказал сам себе:

«Ну что, Михаил Борисович, вот тебе и новая жизнь, полная творчества, комедии и невообразимых приключений. Не подведи уж, товарищ режиссёр, зрители такого разочарования не простят».

С этой мыслью он уснул – крепко и спокойно, как засыпают люди, знающие, что завтра их ждёт что-то удивительное, весёлое и невероятно увлекательное.

Алексей шёл к школе с настроением дипломата, которому поручили тонкое задание. Уже издали старое здание, слегка облупленное и насквозь пропитанное запахом краски, мела и столовских котлет, вызвало лёгкую ностальгию и почти детское волнение. Внутри привычно царила сонная тишина перемены, и даже вечная вахтёрша Валентина Фёдоровна с видом всезнающего оракула тихо листала толстый том «Войны и мира».

Увидев гостя, та с тихим вздохом подняла взгляд поверх очков и слегка нахмурилась:

– Лёша, надеюсь, сегодня без революций и прочих художественных эксцессов?

Алексей шагнул навстречу с обезоруживающей улыбкой:

– Исключительно мирная миссия, Валентина Фёдоровна. Мне бы Дмитрия Андреевича Тюрина застать между уроками. Вопрос деликатный и сугубо культурный.

Вахтёрша вздохнула и покачала головой:

– Культурный? Аккуратнее с ним. Тюрин у нас интеллигентный и переживательный, нервы у человека не железные.

Алексей понимающе кивнул и отправился дальше. Кабинет истории находился в самом конце коридора. Сквозь приоткрытую дверь уже можно было увидеть фигуру Дмитрия Андреевича: не грузный, слегка сутуловатый, с растрёпанными волосами и старыми очками, из-за которых учитель постоянно щурился, он задумчиво перебирал стопку исписанных тетрадей.