– Где она? Олег, где? Это неправильная страница, слышишь меня? Фотка не та. И ссылки не работают. Да проснись же!

– Солнышко, я всю ночь сочинял тебе ноутбук, дай поспать, – Олег стряхнул с плеча её руку и плотнее закутался в одеяло.

Натали растерянно уставилась в экран.

Иру она не тронула. Проявлять Константина тоже не торопилась. Не то, чтобы поверила рыжей, но… Сколько хозяйка небоскрёба живёт в этом мире, столько ему и удивляется. «Всё может быть». В одном она уверена – в сгоревших розетках и прочих поломках виноваты не Костя с Ирой, а повсеместное нарастание энтропии. Она и так снижает масштабы разрушений – где может, разбрасывает вероятностные события. Иными словами – или у всего небоскрёба крыша провалится, или у десятка-другого жильцов лампочки перегорят, кран протечёт, табурет развалится… Мелочи, которые гораздо легче исправить, чем починить всю крышу.

Мелочи… Только не для Святослава Рассветного! В идеале, на него бы вообще не разбрасывать, во избежание истерик. Но так не получится – энтропия не всегда спрашивает, на кого ей разброситься. Да и несправедливо это – выделять одного. Разве что – свести его «долю неприятностей» к минимуму.

Пока же – сделаем гению приятное. Его рыжей заступнице давно пора пройти испытание, которое покажет, чем она может быть полезна небоскрёбу. Собственно, слово «испытание» весьма условно – оно затеивается, скорее, чтобы помочь человеку определиться: «Куда себя приложить? С чего начать?» Потому как те, чей ответ «никуда», и без всяких проверок развоплотятся.

А Вика в рамках экзамена пусть приведёт в порядок квартиру – хотя бы спальню – своего кумира. Чем не общественно-полезное дело? Авось подобреет гений к соседям.

Вика заданию обрадовалась. Понеслась в мастерские, что располагались в стилобате, и не вылезала оттуда две недели. Она сплела для «Святика» бело-синие шторы-макраме, она высмотрела себе из окна фотолаборатории персональный вид – с горами, белоснежными верхушками и пронзительно синим небом – сфотографировала его и создала фотообои на всю стену, для остальных стен надумала светлые обои со снежинками и наклеила их на пару с дочуркой, Ланой. Она лично вырезала из дерева причудливый абажур для новой люстры и расписала его в тон горной вершине.

Под шумок ещё и выпросила себе новую квартиру на пятьдесят втором этаже, рядом с Рассветным. Чтобы работалось лучше. Сильвия не возражала. Тем более что маленькая Лана, пришла в восторг от «высокого этажа». Пока мама возилась с квартирой гения, девчушка нашла себе занятие – взбиралась на подоконник на лестничной площадке и сочиняла истории про каждый пока ещё бутафорский небоскрёб, что виднелся из окна. Сильвия подумала, что неплохо бы записывать за малявкой её выдумки. Авось пригодятся потом, когда до нового строительства дойдёт дело.

Тем временем, испытание Вика прошла, несмотря на заявление гения, что «он сделал бы всё по-другому».

И сделал.

Через день после того, как рыжая закончила работу, небоскрёб проснулся от воя. Впрочем, конкретно Сильвия проснулась от стука – за дверями топтались старосты этажей.

Хозяйка небоскрёба вздохнула. Опять станут жаловаться на Святослава и спрашивать, почему он до сих пор здесь, если ничего не делает, только шумит, думать порядочным людям мешает, почему он вообще остался в их общем доме, хотя даже испытания не прошёл. Особенно Николай, староста первого уровня, упорствует в этом вопросе. Оно и понятно. Хозяйка небоскрёба придумала старост, чтобы облегчить себе задачу – по мелким вопросам жильцы обращались к её «заместителям», каждый староста отвечал за пять-шесть этажей. К ней приходили, только если сами не могли решить некий вопрос. Но, как правило, решали – со старостами она делилась информацией о мире, рассказывала им чуть больше, чем всем остальным. Знали они больше других жильцов, умели больше. И, разумеется, в старосты кого попало не выбирала, слишком большая ответственность на них лежала. Например, Николай – высокий, крупный мужчине с орлиным профилем и рабочими руками – отвечал за звукоизоляцию небоскрёба. Как староста первых пяти этажей, что располагались сразу над мастерскими стилобата, он следил, чтобы шум мастерских не заглушал жизнь дома.