— А если бы она была страшной? — спрашиваю иронично, обращаясь к брату. — Ничего бы не поменялось, правда, Миш? Главное бизнес.

— Отвали. Это тебя не касается, — скалит зубы брат.

— А девчонка уже в курсе, что за нее все решили большие дяди? — я понятия не имею, кто такая эта Рита Воскресенская, но мне ее заочно жалко. У человека всегда должен быть выбор. Сдается мне, у нее его не будет. Впрочем, почему я так в этом уверен? Девчонки находят Мишу неотразимым. Может быть, эта неведомая Рита будет счастлива заполучить его в качестве мужа.

— Девочка тише воды, ниже травы. Возражать отцу она не станет, — говорит папа.

— Все настолько запущено? — уточняю я, недоумевая как в наше время может происходить подобное.

— Мама умерла пять лет назад. У девчонки печальный опыт отношений. Бойфренд-садист ее год третировал, пока она не оказалась в больнице. Того мудака сенатор не одобрял, но девчонка упрямилась, хотела свободы. Учитывая уроки прошлого, в этот раз она его послушает.

— У нее с психикой могут быть проблемы, а вы собираетесь этим воспользоваться? — я морщу нос. — Это низко даже для тебя, Миша.

— Ой, давай, захлопнись, мистер моралист, воспитанный забургорной псевдо-толерантностью, — брат раздраженно хлопает ладонью по столу. — Я возьму Риту в жены. Со мной она будет в безопасности. На психиатров, если потребуется, не поскуплюсь.

— Мне ее уже искренне жалко, — произношу колко, недоумевая, как брат, который для меня всегда был примером, за последние пять лет смог превратиться в бездушного засранца.

Опорожнив одним глотком бокал с виски, я покидаю во всех смыслах душное общество отца и брата и поднимаюсь в свою комнату в семейном доме. Хочется забыть обо всем этом бизнес-дерьме, завалиться спать и проснуться в своей квартире в Сент-Поле. Но вместо этого вечером через два дня я надеваю смокинг и как послушный пес иду в дом сенатора Воскресенского в компании матери, отца и брата.

До последнего хотел послать все к черту. Мама уговорила. Ей важно продемонстрировать окружающим наши нерушимые семейные узы. И если отца и Мишу я могу со всем этим послать, то маму — нет. Она очень… Ранимая. И все еще тяжело переживает мой переезд в США.

Дом Воскресенских — огромный особняк у противоположного от города берега реки с живописным садом и бассейном. Им даже снимать ничего не нужно, чтобы устроить достойный юбилей. Человек сто самых высокопоставленных гостей с семьями вольготно прогуливаются по территории дома и сада под живой аккомпанемент кавер-группы. Бокалы в руках, бриллианты в ушах, пустые светские беседы. Как же я от подобного отвык за два года жизни в американской глубинке.

Я не ханжа. Но от всей этой показухи меня мутит. И костюм, который я достал из шкафа, мне стал явно мал. По работе мне приходится бывать на официальных мероприятиях, но я даже не думал, что мне нужно брать смокинг с собой в эту короткую поездку домой.

— Никит, лицо попроще сделай, — цедит отец мне на ухо. — К нам именинник идет.

Проследив за взглядом отца, вижу высокого мужчину в темном костюме, который с бокалом шампанского движется в нашу сторону.

– Юрий Борисович, с днем рождения, – отец делает несколько шагов навстречу сенатору и с готовностью жмет протянутую ладонь. – Долгих лет жизни и, конечно, стабильного роста в делах.

– Благодарю, – Воскресенский сдержанно улыбается отцу, коротко здоровается с мамой, переводит взгляд на меня и, наконец, концентрирует внимание на Мише. Смотрит цепко и явно оценивающе. Еще бы, перед ним жених, которого он расчетливо выбрал для дочери. – Рад, что смогли прийти.