– Я ничего не боюсь, только черных тараканов, – сказала Минетта, поднимая на Джеральда круглые, подернутые пеленой страсти глаза. Он рассмеялся, и этот смех, поднимающийся из самых глубин существа, таил в себе угрозу. Ее детские речи успокаивали его нервы, а обращенные на него горящие, затуманенные глаза, из которых ушла память о прошлом, как бы давали ему право идти дальше.

– Да, не боюсь, – упорствовала она. – Не боюсь всего остального. Но черные тараканы – брр! – Она содрогнулась от отвращения, словно сама мысль о них была непереносима.

– Вас страшит сам вид черного таракана или же вы боитесь, что он может укусить или принести еще какой-нибудь вред? – спросил Джеральд с дотошностью подвыпившего человека.

– А они еще и кусаются? – испугалась девушка.

– Гадость какая! – воскликнул Холлидей.

– Не знаю, – ответил Джеральд, обводя взглядом столик. – Кусаются ли черные тараканы? Не суть важно. Боитесь ли вы укуса или у вас к ним метафизическая антипатия?

Все это время девушка не сводила с него замутненного взгляда.

– Они гадкие, ужасные, – вскричала она. – От одного их вида у меня мурашки бегут по коже. Уверена, я умерла бы, если б на меня заполз хоть один. Не сомневаюсь.

– Надеюсь, что нет, – шепнул молодой русский.

– Говорю тебе, Максим, умерла бы, – настаивала девушка.

– Ни один из них никогда не приблизится к вам, – сказал Джеральд, сочувственно улыбаясь. По-своему он понимал ее.

– Это метафизический страх, как называет его Джеральд, – заметил Беркин.

Возникла неловкая пауза.

– И больше ты ничего не боишься, Минетта? – спросил молодой русский тихим голосом хорошо воспитанного человека.

– Почти ничего, – сказала она. – Кое-что меня пугает, но это совсем двугое. Квови я не боюсь.

– Не боишься крови? – воскликнул молодой человек с одутловатым и бледным насмешливым лицом. Он только что подсел к столу и пил виски.

Надувшись, Минетта бросила на него недовольный, совсем не красивший ее взгляд.

– Неужели ты действительно не боишься крови? – настаивал тот, широко усмехаясь.

– Да, не боюсь, – заявила она.

– А ты видела кровь где-нибудь, кроме как в плевательнице дантиста? – продолжал подначивать ее молодой человек.

– Я говорила не с тобой, – высокомерно отозвалась девушка.

– Но ответить, надеюсь, можешь? – сказал он.

Вместо ответа она неожиданно вонзила нож в его пухлую, белую руку. Молодой человек вскочил со своего места, грязно выругавшись.

– Вот сразу себя и показал, – презрительно заметила Минетта.

– Пошла ты к черту! – Стоя у столика, молодой человек злобно смотрел на девушку.

– Немедленно прекратите, – приказал Джеральд, повинуясь внутреннему инстинкту.

Молодой человек продолжал стоять, глядя на девушку сверху вниз с презрительной насмешкой; на одутловатом, бледном лице появилось выражение неловкости и страха. Рука окрасилась кровью.

– Какой ужас! Сделайте что-нибудь! – завизжал Холлидей, отворачивая вмиг позеленевшее лицо.

– Тебе нехорошо? – поинтересовался участливо молодой человек. – Тебе нехорошо, Джулиус? Не обращай внимания, парень, ничего особенного не произошло. Не доставляй ей удовольствия, пусть не думает, что совершила подвиг. Не доставляй ей такой радости – ведь именно этого она и хочет.

– О-о! – визжал Холлидей.

– Его сейчас вырвет, Максим, – предупредила Минетта. Учтивый русский юноша встал и, взяв Холлидея под руку, куда-то увел. Бледный, весь съежившийся Беркин с недовольным видом наблюдал за этой сценой. Раненый молодой человек отошел от их столика, подчеркнуто не обращая внимания на кровоточащую рану.

– На самом деле он страшный трус, – сказала Минетта Джеральду. – Джулиус находится под его сильным влиянием.