– Мамуль, я пошла к Алисе. Ужинайте без меня. – Кричу из коридора и, набросив папин тулупчик, выхожу под серебристо-чёрное небо, мелькающее редкими вспышками молний.
– Добрый вечер всем. – Здороваюсь с Богданом, Никитой Сергеевичем и тетей Глашей.
Муж Алисы – высокий, русоволосый мужчина, кивает и улыбается в ответ, держа под мышкой прямоугольную деревянную коробку с шахматами.
– Начальница наша приехала, бизнес-леди. Ну, здравствуй! – дед Никита отирает пальцами лысину и подаёт мне крупную жилистую ладонь для приветствия. Его интонация означает все что угодно, кроме издевки. Я знаю, что старик гордится мной.
Для изнемогающего от любопытства Лисёнка короткая минута, отведённая мной на приветствие с ее близкими, кажется бесконечной. Она ёрзает на месте, пока я обмениваюсь любезностями с тетей Глашей, пытаясь при этом сохранить непринужденный вид. Черт, как же ей сказать-то...
Алиса хватает меня за руку и ведёт в спальню. На ковре возле кровати громоздятся многочисленные томики любимых авторов Алисы и Богдана.
– Садись, Любань. Поможешь мне с уборкой. Ну вы даёте, Перепёлкина, – хмыкает Лисёнок, всучивая мне стопку книг. – Так и вижу новый блокбастер и вас с Боголюбовым в главных ролях! «Как отшить парня за десять дней»... Или, нет – «Чудесное превращение говнюка в человека». – Алиса декламирует, взмахивая тряпкой, как дирижерской палочкой.
– Нет, лучше «Убить Боголюбова». Такой фильм соберёт миллионы. Или лучше...
– Любань, расскажи ещё. – Сладеньким голосом просит Лисёнок. – Я тебя диетической запеканкой угощу.
Из гостиной слышатся мужские голоса и громкое потрескивание дров в камине: Богдан играет в шахматы с дедом Никитой. Тетя Глаша хлопочет на кухне, а мы с Алисой наводим порядок в спальне. Ну как, наводим: болтаем, а гора книг и вещей из шкафа лежит на ковре.
Я опасливо озираюсь по сторонам, боясь, что мою тайну услышат обитатели этого дома, и начинаю тихонько говорить.
– Ну ладно... Перед запеканкой я бессильна. Что ты хочешь знать? Я отказалась от его букетов. – Пыхчу, как паровоз.
– Отказалась от ег-о-о буке-е-тов. – Передразнивает меня Алиса. – Мне все интересно! Какие цветы, что было написано в записке? – Загибает пальчики Лиса, обиженно поджимая губы. – «Какое платье было у невесты? Белое» Так и ты...
– В понедельник были белые розы. Курьер зачем-то сказал, что их тридцать девять штук. На длинных стеблях без шипов. Так достаточно подробно?
– О да... – Алиса садится на пол по-турецки и слушает, делая вид, что протирает книги от пыли.
– Во вторник принесли голландские тюльпаны, в среду – цветочную композицию в большой корзине, в четверг... – вздыхаю и перевожу взгляд вниз, на витиеватый узор ковра. – ... орхидеи.
– Правильно сделала, что не взяла. – Уверенно шепчет Алиса, ободряюще сжимая мою кисть. – Так что же было в записках?
Мой плутоватый взгляд не укрывается от подруги. Сердечко трепыхается в груди, как пойманная в сачок бабочка, когда я вспоминаю о записке. Рассудок превращается в дым и покидает тело, оставляя его в рабстве у чувств.
– Честное слово, я не хотела ее брать. Курьер забрал цветы и случайно обронил записку возле лифта. – Сглатываю горький ком в горле. Могу ли я надеяться на его искренность? Я даже на секунду боюсь поверить...
– Люба!
– Всего два слова: «Прости меня»...
Я отыскиваю в цветочной корзине своих эмоций счастье. Ворошу пальцами бутоны грусти и слабости, вырываю колючки обиды и самоуничижения, ласково приглаживаю пальцами нежные лепестки благодарности и жизнелюбия. «Я счастлива!» – твержу отражению в зеркале и улыбаюсь симпатичной рыжей девчонке, с интересом глядящей из него.