- Я смотрю, с Тимуром она уже знакома? – если бы эта женщина имела способность плеваться ядом, то я бы захлебнулась им уже на пороге квартиры.

- Знакома, мама, - деловым тоном ответил ей Мирон Александрович.

- Ну, конечно, - фыркнула женщина и, уходя в прихожую, всплеснула руками. – Все со всеми знакомы, одна мать обо всем узнает последней…

Дальше она говорила что-то еще, но слышно ее, к счастью, было плохо.

Покачивая на руках Тиму, я повернулась к Мирону Александровичу, который держал самообладание из последних сил.

- Я тебя подвезу до вокзала, - выронил он, наконец, и тоже направился в прихожую вслед за матерью.

- Не нужно меня никуда подвозить, - нервно выплюнула его мама. – Я сама отлично умею вызывать такси или ждать на остановке автобус. Оставайся со своей школьницей и смотри, чтобы она не уронила моего внука. Надеюсь, у нее хватит мозгов, чтобы не кормить Тимура всякой дрянью…

- Вообще-то, мне уже девятнадцать, - не сдержалась я и крикнула погромче. – И учусь я на втором курсе, а не в школе. – а, чтобы досталось ещё и Дяде-демону, который втянул меня во всё это и из-за которого я испытываю акт унижения от его мамочки, добавила. – И мы с Моней любим друг друга!

Моня, он же – Дядя-демон, он же – Мирон Александрович, тотчас выглянул из прихожей и просверлил меня взглядом, обещающим мне очень скорый отрыв башки.

В ответ я лишь вопросительно подняла брови и так же громко крикнула, чтобы меня слышала демоническая мамочка:

- Не волнуйся, любимый, я буду биться за нашу любовь до конца!

Мама Мони назвала меня школьницей – мама Мони школьницу и получила.

Правда, Дядю-демона стало жалко, когда он сокрушенно качнул головой и, не испытывая никакой радости от сложившейся ситуации, снова попытался предложить своей матери подвезти ее.

- Сказала же, сама доеду. И не забудь, что пюре и компот для Тимура стоят у плиты. Смесь новую я ему купила, она в верхнем ящике у холодильника. Всё, мне пора.

Дверь хлопнула и наступила оглушающая тишина. Тяжелой походкой крайне уставшего человека Мирон Александрович вернулся в гостиную и подпер плечом дверной проем, скрестив руки на груди:

- И что ты устроила?

- Вошла в роль. Переборщила? – поморщилась я виновато.

- Да. Но… - вздохнул он задумчиво. – Наверное, так даже лучше. Мама приняла тебя за хабалку, так что копаться в твоей личности точно не станет.

- Хотите, я еще немного на нее поору? Может, она и в вашей личности копаться перестанет?

- Обо мне не думай. Твое дело – Тим. И его нужно покормить.

- Хорошо, поняла, - потеряла я интерес к мужчине и переместилась в кухню, ориентируясь на серый холодильник, который был виден из гостиной.

Усадив Тима в стул для кормления, взяла баночку пюре, которое, похоже, было домашнего приготовления, и, прихватив маленькую детскую ложку в виде самолетика, принялась кормить малыша.

- Я думала, что Тим – это Тимофей, а ты, оказывается, Тимур, - проговорила я, когда за нами в кухню зашел Мирон Александрович. – Тимур – как Тимати. Да, Тим? Где лучшие пюрешки? У бабули… - напела я, чем развеселила мальчишку и сделала еще более хмурым его отца, который следовал за нами недовольной тенью. – Езжайте на работу, Мирон Александрович. Дальше я справлюсь.

- Ладно, - взглянул он на наручные часы. – Часам к девяти вечера постараюсь вернуться. Если меня не будет к этому времени, то примерно полдевятого Тима нужно искупать, покормить и уложить спать. Всё необходимое ты найдешь в ванной комнате или в комнате Тима.

- Хорошо, поняла, - согласно кивнула я. – Ну, что, Тима, пойдем провожать папу Моню на работу?