- Моня, это ты? – донесся голос из глубины квартиры, и я, не выдержав прыснула, тут же прикрыв рот и нос ладонью.

- Я, мам, - крикнул в ответ Мирон Александрович и мягко дернул рукой, чтобы я приняла вертикальное положение и перестала беззвучно ржать.

- Иди поешь, пока я собираюсь, - кричала всё оттуда же женщина.

- Я не один, мама, - с нажимом и некоторой долей нервозности протянул Мирон Александрович и строго глянул на меня, отчего я сразу собралась, утерев выступившие от смеха слёзы в уголках глаз. – Я хочу тебя кое с кем познакомить.

После этих слов в квартире как-то резко образовался вакуум, а на плечи мне будто камень упал и стал только тяжелее, когда стали слышны приближающиеся к нам шаги.

- Ну, и с кем ты меня хочешь познакомить, сынок? - крайне недовольным холодным тоном прозвучал данный вопрос, а у меня всё внутри обмерло, когда к нам вышла женщина в нежно-голубом твидом костюме. Руки скрещены на груди, маникюр – синоним деловой женщины со вкусом, жемчужная нить на шее и взгляд серых глаз, который оказался в разы суровее, чем у самого Дяди-демона, когда она окинула меня небрежным взглядом снизу вверх, увидела наши переплетенные пальцы и лишь слегка повела тонкой светлой бровью в знак того, что более мерзкой картины никогда еще не видела. – Ну, и кто она? – спросила женщина, больше ни разу на меня не посмотрев. Теперь все ее арктически холодное внимание было сосредоточено на собственном сыне, что дало мне возможность слегка спрятаться за его бицепсом и дать себе маленькую передышку.

- Майя. Моя невеста, - столь же сдержано ответил своей матери Мирон Александрович.

Слегка сжала его руку, словно говоря ему, что всё норм, я еще держусь, за меня можно не волноваться.

- Невеста? – лёд серых глаз снова вцепился в моё лицо. Теперь она смотрела на меня так, будто я была облита дерьмом с головы до ног и облизывалась, смакую вкус, и ловя ртом на лету мух, которые, конечно же, кружили вокруг меня. – Ты ее с уроков забрал?

- Мама, - осек ее Мирон Александрович. - Мы это уже обсуждали.

- Не лезу. Делай, что хочешь, - сразу подняла она руки ладонями к нам и, недовольно фыркнув, пошла туда, откуда вышла – обратно в свой тепленький Ад.

Кожей почувствовала, как плечи Мирона Александровича опустились, словно его только что отпустило напряжение.

- Снимай курту и ботинки. Тапочки в тумбочке, - указал он на белую мебель.

- Ваша мама такая… душка, - с трудом подобрала я слово, снимая куртку. – Вы, случайно, не родственники?

- Смешно, Уральцева. Очень смешно, - иронично произнес Дядя-демон, а я надела домашние белые мягкие тапочки. Символично, однако. – Идём, - сказал мужчина устало и снова взял меня за руку. В этот раз я возражать не стала. Мне явно нужно за него держаться, так как он был единственным, кто мог меня защитить от своей же адской мамочки.

Из прихожей мы попали в гостиную и кухню. Тима обнаружился на полу на детском мягком коврике среди россыпи ярких игрушек. Увидев своего папу, сразу улыбнулся, продемонстрировав ему один, но очень гордый зубик.

- Привет, Тимка, - Мирон Александрович отпустил мою руку и наклонился к сыну, чтобы взять его на руку и прижаться щекой к щеке. – Как дела? Сегодня без капризов?

- Тима, привет! – поприветствовала я малыша вполголоса и мягко пожала его ручку, но Тима решил, что руки ему мало и потянулся ко мне обеими руками. – Иди ко мне. Я скучала.

Не очень охотно, но Дядя-демон передал мне своего сына и снова состроил каменное лицо, когда из одно из комнат вышла его мама с белой кожаной сумочкой в руке.