Неужели управляющий сам на такую отчаянно смелую наглость решился? Как хотите, а мне казалось, что трусоват он для такого масштабного воровства.

- Прости, матушка, что слова обидные говорю, да только сама ведь велела всю правду открыть.

- Верно, Боуль, не волнуйся, я на тебя не сержусь. Наоборот, благодарна за честность. Ты мне только вот что скажи: и что, поверил Домиелу? И люди поверили, да?

- Так чего же нам думать было? Коли в самом деле на то похоже казалось. – виновато развёл ладони-лопаты староста.

- Но ведь ты же, гляжу, человек неглупый, сам со стороны на мой дом смотрел? Разве похож он на терем зажиточный? Где оно - то богатство, что я у людей отнимала?

- Да вижу, госпожа, и все видят. То и шепчутся, будто вы или в столицах затеяли себе новый дом возводить, или здесь с золотых тарелок кушаете. А под дядину руку идти не хотите, чтобы он вам народ обирать не мешал.

- Ясно, - хлопнула ресницами я. – А мельница у нас чего тогда без дела рассыпается? При таком раскладе, как ты описал, раз хозяйка я ушлая, то позаботилась бы о том, чтобы выгодней наживаться.

- Так… - мужик осторожно скосил на меня глаза. – Вы же её чинить не велите.

- Я?! Боуль! Ну глупость же несусветная получается.

В самом деле, непонятно, в конце концов, меня здесь кем считали: продуманной стервой или всё-таки дурой? Впрочем, собеседник мой тут же и пояснил:

- А отец Бевье про то и говорит ежечасно, мол, нету в бабах никакого ума, одна подлость душевная.

Прелесть какая. Значит, в итоге, получалась я в глазах своих подданных эдакой алчной, прожжённой, но недалёкой сволочью. В общем, в папеньку дочка уродилась.

- Такие дела у нас, матушка, - наблюдая за мной, произнёс староста.

Дядька хоть и не пытался больше виниться за доставленные, так сказать, моральные неудобства. А всё равно чувствовал себя неловко. Ей-богу, по лицу этого тёртого жизнью, умного, хорошего человека сегодня можно было изучить все оттенки красного. Да и мои щёки, признаться, яростно запылали от новостей.

- Ну вот и ладно. Сказано всё, вот и хорошо, - засуетилась вокруг нас Катарина. – Теперь надо спокойно поесть, а потом уже и дела обдумывать. Обед поспел.

Женщина споро расставила перед нами тарелки с дымящимся варевом. Кажется, это было что-то вроде рагу из картошки, прочих овощей и птичьего мяса. Но оно меня сейчас не очень сильно занимало. Как-то после рассказа Боуля аппетит поубавился.

Катарина понесла порции детям в комнату, и мы с её мужем остались за столом вдвоём.

- Послушай, староста… - я задумчиво покрутила деревянную ложку в пальцах. – А пойдёшь ко мне управляющим?

Мужик едва не выронил свой столовый прибор из руки, настороженно крякнул и застыл на месте.

- Нет, матушка, - после секундного раздумья он твёрдо отрицательно мотнул головой. – Не подумайте, что подличаю да от помощи отказываюсь. Обязан я вам сильно теперь, но на такое дело не подряжусь. Хоть и хлебная это должность, и почётная, только честным быть надо: не справлюсь я. В делах-то, конечно, хорошо разумею. Ну, что касаемо земли и прочих забот крестьянских. А вот с бумажками да отчётами перед вами как есть подведу.

Ну да, как сама могла не подумать о том, каким образом малограмотный мужик должен справляться с бухгалтерией. Приставить к нему мадам Эмелину? Так у той своих хлопот хватает, чтобы ещё по полям со старостой скакать и пометки строчить. Не выход.

- На своём я месте, госпожа. Тут и останусь. – ещё добавил Боуль, и я вынужденно с ним согласилась.

- Тогда следи за всем внимательно и мне рассказывай. А людям про наш разговор – ни слова. Пока управу на Домиела не найду, он ничего прознать не должен.