– Барин приехать изволили!

Ворота настежь распахнули. Приказчик хлебом-солью хозяина встречает. А за ним семейство шествует, и французишка с ними тож. Молодюсенький, чернявый, с барыней не по-нашему лопочет.

Слуги поклажу в дом несут, а толстуха Марфа сетует:

– Ой-ой, что ж за повар такой? Каланча нескладная, ручки-ножки тонюсеньки, как лучинки. В чём только дух держится?

Приказчик-то её локтем пихает, нашёптывает:

– Молчи уж, баба! Сказывают, ентот хранцузишка Поль при дворе царя-батюшки служил, обучался ремеслу… как бишь его? Ах да, у самого Антуана Карема1!

Барин велел к завтрему обеду ушицы наварить, расстегаев настряпать и закуску овощную, что на царский стол подавали. А французишка не гляди, что молод, прямиком на кухню: припасы осмотрел, распорядился утром репы да свёклы напечь, и чтоб непременно впро́сырь2. Марфа засуетилась, кухонной челяди наказала спозаранку явиться.

Полюшка ни свет ни заря поднялась, чистый сарафан надела, в барский дом отправилась. И котейка с ней по обыкновению увязался. Дошли до ворот. Поля в сени, а кот шмыг за ней и затаился. Девочка глядь-поглядь, не видно шалуна, да искать некогда. Марфа шумит, всем работу раздаёт. Француз на кухне командует, тут же овощи шинкует, а большой нож в его руках быстро так мелькает – не углядеть.

Барский колокольчик серебром звякнул. Повариха оглядела Полинку с головы до ног, сунула ей на подносе расписном чашу да кувшин с ключевой водой, на руку полотенце расшитое навесила и к барыне отправила. Поля в покои вошла, а там уж служанки хозяйку причёсывают. Только девчушка воду для умывания на стол поставила, откуда ни возьмись мышка, а за ней котейка пёстренький. Ой, визг поднялся! Барыня руки заломила, вскрикнула:

– Ах, подайте мой серебряный винегрет!

Одна из девушек изящную коробочку принесла, ажурную крышечку открыла и подала хозяйке. Та ватку вынула, аромат вдохнула, успокоилась.

Тем временем котик мышку сцапал, Полинка котика схватила и дёру из барских покоев. На кухню забежала, под столом спряталась. Сидит, от страха не шелохнётся, котейку к себе прижимает. Глядит, а повар-француз всю челядь за дверь выгнал и закуску царскую готовит. Свёклу печёную, мелко резанную маслом сбрызнул, в миске перемешал. После огурчики хрумкие бочковые, картошку да морковь отварные в разные плошки сложил, тоже маслицем сдобрил. Взял блюдо хрусталя горного, на него овощи кладёт, лучок, капустку квашеную, травки ароматные. И каждый кусочек той закуски своей краской играет, ровно камни самоцветные, что у Хозяйки Горы в драгоценной шкатулке. Достал Поль скляночку, крышку отвинтил, понюхал и запел:

– Oh, ma vinaigrette, vinaigrette3…

А баночку-то в руках не удержал. Она брякнулась на пол. Хрясь! И разбилась в дребезги. Заправка для закуски растеклась. Повар за голову схватился, да как закричит по-русски:

– Да что ж за напасть такая! Как же я барину винегрет представлю?!

Нагнулся осколки подобрать и под столом увидал Полю с котом.

– Ты кто такая? – спрашивает.

– Полина, охотника Митрия дочка, – отвечает девочка. – А ты, видать, и не хранцуз вовсе.

– Не француз, учился у Карема только. Отец меня с малолетства в подмастерья отдал. Но я вольный, из мещан4 буду, – гордо заявил юноша. – Аполлинарий меня зовут.

– А по-ихнему шибко лопочешь, – улыбнулась Полюшка.

– Вылезай давай. Чего под столом уселась? И без того забот хватает. Не знаю, что делать.

Первым выскочил кот, принюхался, лизнул лужу, фыркнул недовольно. Следом девочка выбралась. Взяла у Поля крышку да попробовала капельку заправки.