Я молча взяла из рук Варга салфетку, не глядя в его лицо, и осторожно коснулась плеча, чтобы помочь ему стереть кровь.

Потому что я не была, как он.

Мои чувства не были льдом.

Они всё еще были живы и отзывались на боль и печаль других людей, какими бы люди ни были.

— …Вы похожи с братом, — пробормотала я, потому что тишина и его прямой взгляд, направленный на меня, становились просто невыносимыми.

Я боялась, что очнусь и просто убегу в следующую секунду, так и не попробовав узнать его душу.

Ту маленькую сломанную часть, которая, кажется, всё еще была теплой.

Зачем мне это было нужно, я не знала.

Просто думать о том, что Варг не бездушный монстр, а в чем-то тоже человек, было приятно.

И ценно.

Я хваталась за эту соломинку отчаянно и горячо, чтобы не сгинуть самой в мире, который был жесток и холоден для меня.

Ведь каждый человек стремится к теплу.

Он ищет его и не хочет отпускать, когда находит.

Так и я, увидев этот едва заметный свет в ледяном царстве, тянулась к нему, пытаясь разжечь огонь, чтобы согреться самой.

Варг не двигался и не говорил, пока я осторожно стирала кровавые подтеки, снова думая о том, что он не чувствовал своей боли и не жалел своей крови ради брата.

— Он такой же высокий, и плечи широкие. Только ты более мускулистый…

Варг продолжал молчать, рассматривая меня и не торопясь что-либо делать, даже когда я осторожно положила пропитанную кровью салфетку на стол и взяла из пачки другую.

Я долго не решалась сказать это, но в конце концов тихо выдохнула, так и не поднимая глаз на него:

— …Я знаю, чем болен твой брат.

Под моими пальцами тело Варга напряглось и застыло.

Не от физической боли.

Оттого что я задела его за живое.

— Если бы мы встретились в обычной жизни и смогли бы подружиться, то я бы рассказала тебе, что с детства мечтала стать учительницей и работать с детьми, поэтому вопросов с выбором будущей профессии у меня не было. А еще рассказала бы, что, помимо преподавания, нас учили заниматься с детьми, которых называют особенными… с тяжелыми диагнозами и необычными взглядами за этот мир.

— Ромка уже не ребенок. Ему двадцать семь.

— Но у него тяжелая форма аутизма.

Варг сжал челюсти, но не отвел взгляда ни на секунду, даже если сейчас в нем был ад.

Его персональный, жуткий, бесконечный ад, в котором он не мог помочь своему брату, какой бы властью ни обладал и сколько бы денег ни заработал.

— Он всегда был странный, но не всегда такой, как сейчас, — сухо отозвался Варг, а я нутром чувствовала, что ему больно, потому и говорил так, чтобы я отстала от него. Чтобы разозлилась и ушла.

— Я хочу помочь ему…

— Ты не сможешь ему помочь, Лиза.

Это было сказано резко и должно было поставить жирную точку, но я всё не уходила, а продолжала стирать кровь с торса Варга, и, словно понимая это, он добавил всё так же хмуро:

— Последние двадцать лет с ним занимаются лучшие специалисты. Психологи. Логопеды. Специальные терапевты. Ромку осматривали зарубежные специалисты. Его лечили нетрадиционно и медикаментозно. В его состоянии ничего не меняется в лучшую сторону.

Это звучало серьезно.

И безнадежно.

Мы снова молчали какое-то время, пока я не выдохнула:

— Он любит рыб?

И снова мне казалось, что я ударила Варга.

Словно нашла место, где этому ледяному великану могло быть больно.

— Это единственное приятное воспоминание, которое осталось в его памяти.

— Расскажи мне, я хочу знать…

— Есть вещи, которые лучше не знать, чтобы спать спокойно, Лиза.

— Не думаю, что меня можно испугать чем-то больше того, что я видела здесь.

Варг хмыкнул.