А из дома песни доносились – взрослые сели за стол, веселились, пели, пили. Но меня-то зачем было в свое веселье тащить – так я думала в тот момент. Сами бы ехали, мелких бы взяли, а я бы дома осталась. С интернетом. В мегаполисе, а не в деревне с комарами.

Не знаю уж, как – ноги сами принесли – но оказалась я у речки. До нее всего-то шагов пятьдесят от дома было – через деревья по тропинке, и сразу река. А там пацаненок стоял – смутно знакомый, бледный. И пальцем в воду тыкал, ничего не говоря. Я на ту воду смотрела, но ничего не видела, только шевеление под водой, которая немного вспенилась.

Мальчик оказался сыном одного из папиных друзей. А в реке был мой маленький брат. За детьми сколько ни следи – стопроцентного результата не поучишь. Разве что в доме запереть, да вообще никуда не выпускать, но это уже уголовщина. Мальчик тот ничего не говорил, я даже не знала, что тонет мой Пашка, что вообще кто-то тонет. Просто такая паника накрыла, стылый ужас укрыл вуалью, и я побежала к реке. И в реку. И нырнула – речушка узкая, но глубокая до жути. Хорошо хоть течение было медленным, и брата я увидела уже сидящим на дне – как кукла сидел, волосы во все стороны, лицо испуганное.

Подняла его, вытащила. Откачивать Пашку не пришлось, он в ванной тренировался, и умел дыхание задерживать. Что и пытался мне объяснить, пока я орала на него благим матом. И на его дружка, притащившего его к реке. И на родителей, когда этих двух за уши в дом приволокла. А потом, когда прооралась, кинулась Пашку обнимать – он и сам напуган был здорово, сам бы не смог всплыть, ногу свело.

Потом были еще случаи – и с братом, и с сестренкой, которая к подружке ночевать отпросилась, а там угарный газ. Взрослые сильно отравились, а их спасло то, что у открытого нараспашку окна спали, сверчков слушали.

Случаев много было, но не со мной почему-то. Только с братом и сестрой. И папа, который до всего этого суевериями не страдал, начал ждать, что и со мной случится нечто жуткое. Столько лет меня что-то берегло, но не может же это продолжаться вечно…

— Как там мелкие?

— По тебе скучают, – ответил папа, войдя в дом.

— Привыкнут, – фыркнула мама. — Привыкли за Лизой хвостиками ходить, пора отвыкать. Не до пенсии же нам детей удерживать.

— А было бы неплохо, – вздохнул папа, ущипнул меня за нос, и рассмеялся. — Не дуйся, мешать не будем. Строй свою жизнь, Веснушка. А мы, если нужно, поможем. Так, – папа опустился на стул, на котором недавно висели штаны Андрея, — карту твою я пополнил, вот наличка, чтобы и она была. Бери, бери, не скромничай.

— Я на работу хотела устроиться.

— А диплом?

— Ну, на подработку, – смутилась я. — Практика уже пройдена, диплом… ну, с ним я справлюсь, но я планировала в кафе какое-нибудь податься. Нужно же начинать с чего-то.

Уверена была, что папа начнет спорить, но он лишь кивнул, соглашаясь. Он-то не знает, как повара начинают, иначе бы начал отговаривать, твердил бы, чтобы я сначала диплом получила. Ведь повара начинают чаще всего не с изысканных блюд, а с банальной картошки – целый месяц мыть ее, чистить, резать, и снова, и снова, и снова. Или еще с чего-то подобного – однообразного и тяжелого, а тяжелым что угодно станет, если эти заниматься много часов кряду. Даже лежание на диване. Зато потом начинается карьера: помощник повара, повар, су-шеф, и моя мечта – шеф-повар. Но чтобы стать шефом, нужно начать с чистки картошки. И начать нужно сейчас.

— Если здесь не найдешь местечко, ты скажи мне – помогу. Ну а если сама устроишься – зови на обед. Всем семейством приедем, – подмигнул папа. — И не бойся, позорить не станем, и на все кафе орать, что здесь работает наша дочь, не будем. Наверное.