Сволочь…

До сих пор больно вспоминать, как он смотрел мне в глаза и говорил то, чего не было на самом деле.

Никогда не забуду ту боль, которая тупым осколком пронзила сердце и оставила кровоточащую рану. Такое не забывается. Никогда не забудется.

Связываться с Шолоховым получается крайне редко, потому что единственное место, из которого я могу написать ему — ванная. Подозрительно будет, если няня начнёт пропадать в туалете. Я не понимаю Романа, который мгновенно активизировался и всячески пытается заставить меня бросить задуманное и уйти из дома Усольцева. Он не верит, что Соня наша дочь? Или просто не желает верить в это? Может, ребёнок никогда не нужен был бывшему? А если Шолохов сам избавился от нашей девочки, а потом убедил меня в том, что она мертва? От последней мысли становится ещё хуже, потому что если бывший муж способен и на такое, то его поступкам нет совершенно никакого оправдания.

Принимаю душ, потому что Усольцев предложил вместе поехать в парк. У него выходной, который мужчина захотел провести с дочерью и почему-то решил пригласить меня.

Возможно, это мой шанс передать ДНК девочки бывшему мужу?

Набираю номер Шолохова, но тот не доступен.

Вот же!

Почему в моменты, когда я нуждаюсь в нём, его никогда нет рядом?

Сжимаю руки в кулаки от ярости и звоню ещё раз.

Ничего.

Не доступен.

Словно специально не желает отвечать мне.

Отправляю сообщение, но оно не доходит.

Бывший поставил меня в чёрный список?

Или просто сменил телефон?

Нет…

Оба варианта отметаю, потому что ещё вчера Роман не давал мне покоя своими сообщениями и просьбами одуматься. Он просил меня даже не думать о том, чтобы лечь под его конкурента, но я проигнорировала его слова и ничего не стала отвечать. Будет уроком, сам ведь поставил такое условие.

А что изменилось теперь?

Может, боится, что я начну играть на две стороны?

От последней мысли противно.

Я всё равно не планировала делать ни того ни другого.

Так и не дозвонившись до бывшего мужа, я вынуждена признать поражение. В этот раз передать ДНК дочери Шолохову у меня не выйдет. Что же, будем ждать следующую возможность. Главное то, что я нахожусь рядом со своей девочкой.

Быстро собираюсь, пока Наталья приглядывает за Соней, а потом спешу нарядить девочку. Маленькая принцесса не сопротивляется, строит мне глазки и игриво улыбается.

— Как вы с ней здорово поладили. Даже со своей мамой Соня не была такой спокойной. Если честно, то с Аллой она всегда плакала, а та раздражалась и кричала, требовала успокоить девочку.

Я вздрагиваю от слов Натальи и оборачиваюсь в её сторону.

Почему Алла так вела себя с ребёнком? Знала ли она, что дочь ей неродная? Может ли настоящая мать раздражаться от плача такого малыша? Ведь первым делом хочется приласкать и успокоить. Или я одна такая?

— Почему Алла так вела себя? Это ведь ещё совсем крошка… — спрашиваю я аккуратно, желая побольше разузнать о женщине.

— Нехорошо говорить плохо о хозяевах дома, но Алла была той ещё стервой, — шепчет Наталья. — Сколько крови она выпила нашему бедному Виктору Дмитриевичу. Я рада, что он, наконец, раскрыл глаза и прогнал её из дома. Ей ничего кроме его денег не нужно было, а он любил её, всё для неё делал. Радовался, когда дочка родилась, рассчитывал на настоящую семью.

Я понимающе киваю.

Не я одна пережила драму в браке…

И у Усольцева ничего не сложилось с любимой Аллой.

Возможно, в своё время мы выбрали не тех людей и теперь поплатились за это.

Поднимаю Соню на руки и прижимаю к себе. Виктор дожидается нас в гостиной, и пусть мне не хочется гулять вместе с ним, изображая одну большую счастливую семью, но я не могу запретить ему проводить время с ребёнком.