Соня на самом деле похожа на маленькую принцессу. Мне жаль лишать её роскоши, в которой сейчас растёт дочь.

Девочка начинает хныкать и тянуть ручки в сторону двери, а моё сердце сжимается.

Я понимаю истоки её реакции, и от этого очень больно.

— У неё с папой слишком тонкая связь. Когда Виктор Дмитриевич уезжает, Соня чувствует это и тоскует по нему, — подтверждает мои догадки Наталья.

Киваю в ответ на её слова и думаю, каково это — разлучить отца с дочерью. Пусть и неродных, но так крепко связанных друг с другом. Я не смогу так поступить с ними обоими, мне очень больно думать о том, что будет. Конечно, пока я ещё не передала Шолохову материал ДНК Сони для проведения экспертизы, но это всего лишь вопрос времени. Что будет, когда я сделаю это? Как мне повести себя с Виктором? Мужчиной, который так сильно любит малышку? И с ней… Ей будет не хватать папочки. И Шолохов никогда не сможет стать тем.

Телефон вибрирует в кармане, но мне нет до него совершенно никакого дела. Кто бы там ни пытался дозвониться до меня — всё не так важно.

Продолжаю наслаждаться близостью дочки, и уже скоро Соня переводит всё внимание на меня, перестаёт тосковать, а Наталья удивляется.

— Как только Сонечка уснёт, я покажу вам, как мы готовили каши и пюрешки для неё. Возможно, вы всё это знаете, но я проинструктирую на всякий случай, — осторожно говорит Наталья.

Она ведь не знает, что никакая я не профессиональная нянька. Наверное, боится, что заденет моё чувство собственного достоинства? Профессионалы не любят, когда к ним лезут со своими советами. Вот только я не профи. Я мать, которая может делать что-то интуитивно. Пусть я и перечитала сегодня ночью немало информации о том, как обращаться с маленьким ребёнком, а советы лишними точно не будут. Кроме того, у них уже было налажено всё, и я не должна вносить свои коррективы.

— Наталья, спасибо большое за помощь. Я буду крайне благодарна за инструктаж, — отвечаю я и присаживаюсь в кресло.

— Я тогда пока оставлю вас. Займусь домашними делами.

— Да, спасибо, — улыбаюсь, но не смотрю на женщину, и она оставляет нас с Соней наедине. — Ну здравствуй, солнышко! Хочешь, расскажу тебе сказку?

Отлично понимаю, что в детской могут быть натыканы камеры, поэтому веду себя осторожно, не говорю ничего лишнего и не спешу покрывать щёчки своей малышки поцелуями. Мне очень хочется затискать её, но я понимаю, что могу испугать и ребёнка, который с осторожностью разглядывает меня и пока привыкает к новому члену семьи.

— Прости, что не уберегла тебя, — шепчу я. — Прости, что не уберегла.

Губы едва шевелятся, и я уверена, что на камере, если она есть, никто не разберёт моих слов.

Это мгновение лучшее, что случилось в моей жизни после пережитой трагедии, после мыслей, которые ни на секунду не отпускали меня, ведь я всерьёз планировала «уйти», чтобы воссоединиться с дочкой.

«Я тебя никому не отдам, милая. Больше никто не отнимет тебя у меня», — мысленно говорю, а дочка словно слышит и улыбается, а потом хмурит бровки, и её нижняя губка дёргается.

Надеюсь, что нам удастся придумать что-то с Усольцевым, чтобы дочь не разрывалась меж двух огней.

Шолохову дочь не нужна — в этом я более чем уверена. Он пока сам ещё ребёнок, поэтому точно не сможет стать отцом.

Усольцев настоящий отец Сони, пусть и не биологический…

Моё сердце разрывается от тяжёлых мыслей, посещающих голову.

Как мы с Усольцевым будем делить нашу дочь?

***

— Вероника, я вижу, что вы отлично справляетесь со своей работой. Наталья похвалила вас, но я и сам многое успел увидеть. Уверен, что дальше вы привыкнете и полностью будете обходиться без поддержки и контроля.