Пожимаю протянутую мне ладонь и улыбаюсь в ответ.
— Меня зовут Виктор, и я знаю о вас куда больше, чем вы рассказали. Так может, следует уже быть честнее, Вероника? — смотрю девушке в глаза, а когда она пытается высвободить свою руку, сжимаю пальцы ещё сильнее и тяну на себя так, что Вероника оказывается практически в моих объятиях.
Она часто дышит и удивлённо хлопает ресницами. Кладёт свободную руку мне на грудь, чтобы выдержать хоть какую-то дистанцию, а меня дурманит её поведение, потому что испуг выглядит чересчур натурально. Девчонка ведёт себя как невинная девственница, а не опытная искусительница, и это заводит. Быть может, на то и был расчёт Шолохова, когда он отправил её в мой дом? Смутить меня ангельской чистотой и заставить поверить?
— Ну так что? Вы будете говорить правду, или мы перейдём к делу? — спрашиваю, обжигая своим дыханием нежную девичью кожу и едва сдерживаясь, чтобы не впиться в пухлые губы лёгкого персикового оттенка.
Между нами искрит, но я понимаю, что всё это надуманное влечение, или издержки длительного воздержания, ведь я давно не спал с женщиной.
5. Глава 4. Вероника
Он не оставил мне выбора…
Шолохов ничего не рассказал мне о человеке, с которым предстоит иметь дело, и теперь я висела на волоске от…
От чего?
Вряд ли Усольцев станет насиловать меня и принуждать к близости с ним, вот только его дыхание обжигает и пугает. Его губы, находящиеся на столь минимальном расстоянии от моих, настораживают, и мне хочется увеличить дистанцию.
Опасно…
Слишком опасно находиться в такой близи со столь властным мужчиной.
— Скажу. Я расскажу вас всю правду, если пообещаете выслушать меня, — пищу я в надежде, что он отпустит, и я придумаю в ближайшие секунды, как выкрутиться.
Пальцы Усольцева соскальзывают с моей руки, и мужчина делает шаг назад, недовольно поглядывая на меня. Он раздражён. И я понимаю его — всё это время он считал, что я вожу его за нос.
Он знает обо мне больше, чем я рассказала?
Как много ему известно?
Я могу рассказать немало, но должна пока молчать о дочери.
Что я скажу?
Простите, но у вас моя дочь?
Да за такое он прямо сейчас вышвырнет меня из дома, а потом увезёт малышку подальше, куда мы с Шолоховым уже не сможем пробраться. Да и Роме это не нужно: он предельно ясно выразился, когда поставил то отвратительное условие.
— Я слушаю очень внимательно, Вероника. С какой целью вы явились в мой дом?
— С целью заработать… Я на самом деле хотела стать няней для вашей дочери, но есть кое-что ещё.
Цепляюсь за заинтересованный взгляд и потираю запястье, кожа на котором неприятно зудит. Усольцев сжимал не так сильно, но всё равно неприятно. Вспоминаю, что он чуть было не поцеловал меня, и внутри закипает отвращение: мужчины вроде него привыкли брать всё деньгами или силой.
— Вот как? Я слушаю. Что ещё вам велел сделать господин Шолохов?
Шолохов…
Наверняка Усольцеву известно о нашей связи, поэтому скрывать что-то не имеет смысла. Как много он знает? Впрочем, вряд ли он догадается, что я пришла сюда за ребёнком. Рома пытался убедить меня, что Усольцев не узнает о нашем браке. Вот только, вероятно, он просчитался.
— Вы сказали, что можете дать мне защиту, если посчитаете нужным. Защита мне на самом деле необходима. Шолохов мой бывший муж. — Глаза Усольцева широко распахиваются от удивления. Этого он не знал? Или не верил, что я буду откровенной почти до конца?
— Очень интересно, — хмыкает Усольцев, обхватив подбородок большим и указательным пальцами правой руки. — Продолжайте. Всё набирает крайне неожиданные повороты.