– Что с ней? Она в порядке? – встревожился Энтони.

– Нет, к сожалению. Две недели назад в Париже произошел теракт, пострадало много людей. Твоя мама тоже оказалась среди раненых. Сейчас она находится в больнице в тяжелом состоянии... – Джейсон резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы, но его вздох прозвучал как всхлип. – Я... я сам узнал об этом буквально несколько часов назад. И никто не знал. Кэрол пропала из отеля как раз в тот день, когда произошел взрыв. Все это время она лежала без сознания, документов при ней тоже не было, поэтому ее не смогли опознать.

– О господи!.. – У Энтони был такой голос, словно на него обрушился потолок. – Ты говоришь – мама без сознания? Насколько серьезно она ранена?

– Очень серьезно. У нее несколько ожогов, перелом руки и тяжелая черепно-мозговая травма.

– Но ведь мама поправится, правда? – Этот вопрос прозвучал так, словно Энтони был не взрослым мужчиной, а пятилетним мальчиком. Судя по голосу, он с трудом сдерживал слезы.

– Надеюсь, что да. Врачи говорят, есть надежда, но опасность еще не миновала. Пока Кэрол даже дышать сама не может – они подключили ее к аппарату искусственного дыхания. – Джейсон упомянул об этом, чтобы хоть как-то подготовить Энтони к встрече с матерью. Он и сам испытал настоящее потрясение, когда увидел на лице Кэрол прозрачную пластиковую маску. Дело, собственно, было даже не в маске, а в ощущении особой уязвимости, хрупкости той жизни, которую поддерживал сопящий, вздыхающий аппарат.

– Но, па, как это могло случиться? – Энтони плакал, уже не скрываясь, и Джейсон почувствовал, что по его лицу тоже потекли слезы.

– Ей просто не повезло. Твоя мама оказалась не в то время и не в том месте. Пока я летел в Париж, я молился, чтобы это оказалась не она. Просто невероятно, что ее никто не узнал – ведь Кэрол очень известная актриса!

– А ее лицо не пострадало? – Энтони тоже не верилось, что кто-то мог не узнать его знаменитую мать.

– Нет, то есть – почти нет. У Кэрол обожжена щека и рассечена скула. Наверное, останутся какие-то следы, но хороший пластический хирург приведет ее лицо в порядок в два счета. Самое опасное – это травма головы. На данном этапе даже врачи не могут сказать, насколько это серьезно и какой прогноз на будущее.

– Я лечу к ней, – решительно заявил Энтони. – А Хлое ты уже звонил?

– Я решил сначала позвонить тебе. В аэропорту Кеннеди есть прямой шестичасовой рейс до Парижа. Если тебе удастся достать билет, завтра утром ты уже будешь здесь.

– Билет я достану, – твердо сказал Энтони, и Джейсон представил себе, какой долгий, мучительный день ожидает его сына.

– Сейчас же я соберу вещи и поеду в аэропорт прямо с работы, – добавил Энтони. – Увидимся завтра, да, пап?.. – Голос его снова задрожал. – Передай маме, что я ее люблю, хорошо?

– Ты сам скажешь ей это завтра, о’кей? – Джейсон тяжело вздохнул. – Сейчас Кэрол нуждается в нас больше чем когда бы то ни было. Ей приходится бороться за жизнь, а это не просто... Ну, до встречи.

На этом разговор закончился, и не потому, что Джейсону и Энтони нечего было сказать друг другу. Просто им обоим было очень тяжело говорить о Кэрол – о том, что с ней случилось и чем это может закончиться. Оба предпочитали не думать, что в любую минуту она может умереть, а они не успеют с ней попрощаться.

Разговор с Хлоей дался Джейсону еще тяжелее. Как только он сказал дочери, что ее мать лежит при смерти в парижской больнице, Хлоя разрыдалась, да так бурно, что не могла вымолвить ни слова. Джейсон дал ей выплакаться, а потом спросил, что она думает предпринять. Хлоя ответила, что прилетит первым же рейсом, благо полет из Лондона в Париж занимал всего час. Быть рядом с матерью – только об этом она могла думать.