Он смотрит на меня таким выпрашивающим взглядом, что я невольно улыбаюсь. Странный такой. Утром я послала его прямым текстом, а он на кофе меня приглашает, будто совсем не оскорбился. На Потоцкого это не похоже.

– Насть, мы год не виделись. Просто пообщаемся. Мне интересно узнать как ты всё это время жила, чем занималась.

"Себя по кускам собирала, пока кто-то из нас двоих жил своей обычной кобелиной жизнью", – крутится на языке. Но вслух не говорю. Мы больше не будем о прошлом, потому что я больше этого не хочу. Надеюсь, он это тоже понимает.

– Хорошо, – соглашаюсь я в итоге.

В гостиничном ресторане на первом этаже занимаем уютный столик. Данил правда заказывает кофе: мне – латте с густой пенкой, но без сахара, как я люблю, себе – американо с молоком и, конечно же, он пьёт сладкий.

Сидя за столиком напротив него и рассказывая о своём бешеном ритме двадцать четыре на семь, я ловлю себя на мысли, что он заинтересованно слушает меня. Внимает моё каждое слово. А ещё он хмурится, когда узнаёт, что недавно у меня прихватил остеохондроз – сказывается сидячая работа за компьютером.

Кофе в чашке заканчивается. Сделав последний глоток, я смотрю на циферблат своих наручных часов. Мы просидели в ресторане полчаса, наверное, пора прощаться. Утром хочу встать пораньше и поехать на рынок. Рыбу куплю и привезу маме, я сто лет не ела её фаршированной рыбы.

– Спасибо за кофе, я уже пойду.

Резко поднявшись с дивана, Данил расправляет плечи. На меня смотрит взглядом чуть прищуренных глаз:

– Насть, когда ты уезжаешь?

– А тебе зачем? Хочешь увидеться?

– Хочу.

Качаю головой.

– Я напишу тебе, когда буду уезжать. Можешь провести меня на вокзал, – ухожу ни разу не обернувшись.

Знаю, он смотрит мне вслед. Взглядом тоскливым провожает. Возможно, ему нужен был этот год порознь от меня, чтоб осознать свои ошибки и сделать выводы. Только дело в том, что весь прошедший год я тоже не сидела сложа руки. Я прорабатывала свои психотравмы и уничтожала в себе зависимость от него. Было очень больно поначалу, порой наизнанку выворачивало. И пусть искоренить из своего сердца боль неразделённой любви до конца не вышло, сейчас я точно знаю: Данилу я больше не верю, точнее, благодаря ему я больше не хочу верить какому-либо другому мужику. Я теперь без любви, а по расчёту хочу, чтоб больше никто не смог мне сделать больно.

5. 5 "Дома"

Толкаю калитку на себя. Притаившийся пёс прижимает уши, лает дважды, но всё же виляет хвостом.

– Рыжуль, не узнал меня, да? – подойдя к собачьей будке, чешу за ухом у собаки и в этот момент в доме хлопает дверь.

Наверное, папа услышал лай Рыжика, вышел посмотреть: кто пришёл, а тут я.

– Настя?! – отец будто не верит своим глазам, спешит навстречу и заключает меня в крепкие объятия.

– Пап, задушишь сейчас, – смеюсь я.

– Дай на тебя посмотрю. Ну и худющая стала. Одна кожа да кости. Ты хоть что-то ешь, доченька?

– Святым духом питаюсь. Да шучу я, пап. Ем, конечно же.

– А когда ты приехала? Почему мне не позвонила, чтоб встретил?

– Так я уже третий день, как в области. На свадьбу к другу приехала – мама в курсе. Вы что не общаетесь, что ли? – я без претензий, просто реально не догоняю. Мы с мамой почти каждый день созваниваемся, я думала, она априори все новости передаёт папе.

– Да ну её, – машет рукой папа и кивает в сторону дома: – А что мы стоим посреди двора? Насть, идём в дом. Там мать у печки управляется, скоро обедать будем.

Подхватив мою дорожную сумку и пакеты, папа с гордостью несёт свою ношу. Я иду немного впереди, открываю перед ним входную дверь в дом.