Он уходит, а я вдруг понимаю, что так и стою в трусах, надетых задом наперед и футболке. Чужой футболке, пахнущей Милосским. Так вот почему он был по пояс голым. О, черт… Я истеричка. Я полная дура. Он прав. Прав. Стыдно до опупения.

Пятнадцать минут мне хватает на то, чтобы почистить зубы, привести себя в подобие человека и одеться. Еще пятнадцать – чтобы найти ключи от квартиры. Опаздываю я катастрофически. Но даже если меня за это растерзает наш главнюк, даже если метеорит на землю упадет и разнесет к чертям мою тупую голову, я ни за что не сяду в машину к этому гризли. Нам слишком тесно с ним в огромном джипе. Выглядываю в окно. Не проскочить мимо. Машина стоит прямо у входа в подъезд, агрессивно мигая фарами. Паразит предусмотрительный. До кухни иду, как будто мне к ногам привязали гири. Балкон, пожарная лестница, торец дома. Ну да. Угловая у меня квартира, не айс, но все же лучше, чем жить в одном огромном доме моих пращуров, которых лучше на расстоянии любить крепко и уважать. Пятый этаж не так высоко, но я едва сдерживаю вопль радости, чувствуя под ногами твердь земную. Еще немного. Бросок по пересеченной местности, метров пятьсот и я на автобусной остановке. Я тебя сделал, Милосский. Точнее, я просто сбежала, чтобы не смотреть в глаза своей совести. Красивые глаза, цвета стали. Так, стоп, а почему он без трусов был?

Матвей Милосский

Сорок минут. Я потерял сорок минут своего времени, стоящего как крыло самолета.

– Врачиху ищешь? – высунулась из квартир напротив той, в которую я провел сегодняшнюю ночь, бабуська, похожая на чесоточного серебристого пуделя. – Так энто, она дома то не принимат. Я к ей как-то стукнулася, говорю, доча смеряй мне давление. Так она мене послала знашь куда?

– На хер? – морщусь. Чертова таблетка аспирина, которую мне выписала с утра вредная «врачиха», определенно скончалась в конвульсиях в кофе, больше похожем на адский гудрон из грешников.

– В поликлинику, – удивленно хлопает бесцветными глазками мумия. – Энто, Милок, сбегла она. Я давеча стала птичкав кормить, сальце им на окошко вывешиваю, жалко тварей. Тоже ведь душу носят, – пустилась в размышления бабка.

– Ближе к делу, – прорычал я, борясь с дурнотой, вызванной бурной ночью и иррациональностью происходящего «таперича». Оказывается мелкие бабы очень тяжелые. И у меня, закаленного спортзалами, сейчас страшно ноет спина, и мышцы во всем организме, словно я таскал штангу.

– А ты мне чивой? – вдруг оживилась бабка. – За бесплатно слова больше не молвлю. Вот те крест. А вдруг ты маньяк? Завтрива найдут эту поганку в мешке, на части разгрызенную, а я бойси.

– Значит, если заплачу вам, то можно девку шлепнуть и расчленить? – начинаю я заводиться. – А если я тебя сейчас, старая заколбашу? За бесплатно? Ты об этом не думала?

– Тю, кому я нужна то? Толку с меня табе. Ни сиськи, ни письки, перхоть одна. Скука. То ли дело ведьма молода. Кровь с молоком.

Точно, кровь с коньяком только. Молоко у этой заразы в холодильнике отсутствует как класс. И все остальные продукты тоже, кроме целого ящика мерзких коробок с дешевыми конфетами.

– Ты энто, слышь, гаманок-то доставай, покуда я орать не начала. Я знашь как ору-то. Всю хибару на уши поставлю. Так потом тебя кажна собака в райное будет узнавать. Слушай, а я тебя ведь видала гдей-то. Ох, склероз проклятай. Может в телевизоре тебя показывали, в дежурной части? Тама часто Чикатил то всяких ищуть.

Я лезу в краман. Даже не злюсь уже. Мне становится смешно. Бабка, скорее всего и вправду видела меня по ящику. Только в другой передаче. Крупная купюра перекочевывает из моих пальцев в цепкую ручонку старушки, глаза которой радостно разгораются. Черт, вот зачем мне этот абстракционизм? Надо было просто уехать. Подписать договор и прямо сегодня свалить из этого проклятого всеми богами, города.