И вновь на лире оживи
Преданья нежные любви».

Венеция

Былое, словно сон тяжелый,
Рассеялось. Рожденный вновь,
У ног твоих, под плеск гондолы,
Я видел небо и любовь.
И ты как будто узнавала
Тебе знакомую страну,
Зеленоструйного канала
Следя блестящую волну,
Заливши грудь – белее снега —
Ручьями кудрей золотых…
И неожиданная нега
Восторгов, первых и святых,
Блаженно искрила зеницы.
Поверив невозможным снам,
Я целовал твои ресницы
И к влажно-рдеющим устам
Склонялся жадными устами,
И пил из них в ночной тиши
И опаляющее пламя,
И весь эфир твоей души.
Жизнь отходила, замирала…
Казалось, мы с тобой давно
В лесу подводного коралла
И тихо зеленеет дно.
Весь мир мучительных видений
Как будто навсегда исчез,
И над струями – точно тени —
Карпаччио и Веронез.
И в этом царственном затоне
Ты ощутила ночью той
В усталом от восторгов лоне
Биенье жизни молодой.
Одна, сама того не зная,
Покинув светлый горний мир,
Душа спустилась нам родная
На наших упоений пир.
О нет! Недаром ты со мною
Упала на глухое дно!
Все, все мятежное, земное
Искуплено, воплощено.
Из темно-жгучего желанья,
Из вечной ночи без лучей
Восходит новое созданье
И новая лазурь очей.
И богомольно я не смею
Твоих коснуться милых ног,
И той не назову моею,
Которую отметил Бог.

Валентин Сонгайлло

Баркаролла (песнь венецианских лодочников)

Над пучиной морской
Тихо блещет луна…
Ночь волшебства полна,
И незыблем покой.
Над волной голубой
Тихо лодка скользит, —
Гондольер молодой
Одинок в ней сидит.
Он нахмурил чело,
Затуманился взор…
«Что, иль жить тяжело,
Или давит простор?
Или сердце в груди
Стало биться сильней,
Или нету пути
К сердцу милой твоей?»
Гондольер тут запел…
По сребристым водам
Песни звук полетел,
Эхо вторит мечтам.
Песнь его не сложна,
Песнь не блещет красой,
Тихой грусти полна,
Обливаясь слезой.
Баркароллы слова
Нежной страстью звучат,
Как морская волна
Над пучиной кипят.
«Где то донна моя,
Что в гондоле катал,
Точно птица летя
Через спящий канал.
Ночь была как сейчас:
Тот же звезд хоровод,
Тот же вечера час
Усыплял говор вод.
И она предо мной
Как богиня сидит,
И небесной красой
Образ дивный блестит.
Цвет златистых кудрей
И при звездах горит,
Блеск прелестных очей
Легкой дымкой покрыт.
Как немой я сижу,
Очарован я ей
И очей не свожу
С девы чудной моей.
А гондола, скользя,
Мчаться вдаль не спешит;
Точно счастье деля,
Миг свидания длит.
Как ни силюсь тянуть
Час любви дорогой,
Но окончен наш путь,
Этот путь роковой.
И с тех пор в час ночной
Выезжаю сюда,
И мечтаю о той,
Кто ушла без следа».
А над гладью морской
Так же светит луна, —
Ночь волшебства полна
И незыблем покой.

А. Степной

На венецианском канале

Воды тихого канала
Чуть-чуть плещут о ступени,
Тишиною всюду веет,
Всюду нега, много лени.
Не звенят напевно весла —
Днем гондолы без работы —
И пока царят повсюду
Повседневные заботы.
Но на миг венецианка
Замерла в мечтах мятежных,
Позабыла труд докучный
С рядом скорбей неизбежных.
В каждом сердце – тайна жизни,
В каждом сердце есть загадка.
И к любимому, быть может,
Грезы рвутся с негой сладкой.
Может быть… А гладь канала
Дремлет тихо и спокойно,
Воздух солнечный и жгучий
Обвевает тело знойно…

Виктор Стражев

«Мерной зыбью закачала…»

Мерной зыбью закачала
В черной гондоле волна.
В глуби сонного канала
Тихо плещется луна.
Спит Ca d’Oro. Трепет лунный
Лег на мрамор кружевной.
За Риальто – рокот струнный,
На пьяцетте – гул ночной.
А над гондолой – сверканье
Белоснежного крыла.
– Милый! Милый! – И молчанье…
Плеск размеренный весла.
Вся укрыта шалью черной.
Вся – как тихая свеча.
Сердце клонится покорно…
Очи страсти – два меча.
Слов не надо. Вся – во взоре.
Тишина души хрупка.
– Дальше! К Лидо! – Близко море.