– Да, конечно, правда! Но как-то все было тихо, до скандалов крупных не доходило… Ухаживать он умел, это точно.

– Что, и за тобой ухаживал?

– Нет, я тут ни при чем. Не обо мне речь. Я в то время дружила с Людочкой Сибирцевой.

Хорошенькая она была до невозможности, но училась не очень хорошо и завалила экзамен по Средневековью. Ей нужно было срочно пересдать этот экзамен, чтобы не потерять стипендию, и тут доцент Георгадзе предложил принять экзамен у себя дома.

Ну, тут все поняли, какие у него намерения, и Людочка мне говорит: «Пойдем вместе, при тебе он ничего себе не позволит». Потому что в ее планы ну никак не входило с этим доцентом какие-то шашни иметь. У нее уже жених был, хороший парень, в летной школе учился где-то не то в Воронеже, не то в Липецке, не то во Владимире, вот не помню уже. Они из одного города были, с детства дружили. В общем, я, конечно, не могла отказать подруге, особенно в такой ситуации, и мы с ней пошли домой к Павлу Нодаровичу…

Доцент Георгадзе жил в старом доме на Екатерининском канале – тогда он назывался каналом Грибоедова. На двери подъезда был один-единственный звонок. Таня решительно нажала на кнопку. В двери что-то щелкнуло, и замок открылся. Девушки переглянулись, и Людочка проговорила:

– Техника на грани фантастики!

В те времена домофонов еще не существовало в природе, и такой дистанционный замок был в диковинку.

Девушки вошли в подъезд – и увидели прямо перед собой круто поднимающуюся вверх узкую лестницу, слабо освещенную единственной тусклой лампочкой в сетчатом абажуре. Откуда-то сверху раздался гулкий голос:

– Поднимайтесь! Я вас жду!

Девушки снова переглянулись и начали восхождение по узкой лестнице, напоминающей корабельный трап.

Они поднялись то ли на три, то ли на четыре этажа. Никаких дверей по пути не было, единственная дверь была наверху, в самом конце лестницы. Эта дверь была полуоткрыта, и на пороге стоял доцент Георгадзе.

Свет падал на него сзади, со спины, и поэтому девушки не сразу разглядели его, сначала они увидели только силуэт в ореоле золотистого света.

Доцент отступил, пропустил их в прихожую, и только теперь Таня разглядела его. Павел Нодарович был одет в домашнюю рубашку малинового шелка с обшитыми таким же шелком пуговицами, на шее у него был повязан шелковый же платок, длинные седеющие волосы были тщательно уложены.

При виде двух девушек лицо доцента заметно вытянулось – видимо, Танино присутствие нарушило его планы. Однако он быстро взял себя в руки, улыбнулся несколько натянутой, капризной улыбкой и гостеприимно развел руки:

– Проходите, милые дамы! Прошу вас в мое скромное жилище! Будьте как дома!

Они прошли вслед за хозяином в большую круглую комнату, освещаемую одной лампой под круглым шелковым абажуром оранжевого цвета, которая низко висела над круглым же столом.

Стол этот был старинный, красного дерева, да и остальная мебель в комнате была ей под стать – гнутые ножки стульев и кресел, резные спинки, тусклая позолота, выцветшая шелковая обивка. По тем небогатым временам все это потускневшее великолепие производило большое впечатление, особенно на Людмилу, которая приехала из провинции и жила в студенческом общежитии.

По стенам комнаты были развешаны многочисленные старинные гравюры и портреты солидных усатых мужчин в дореволюционных костюмах, а также фотографии самого Павла Нодаровича в компании каких-то смутно знакомых людей.

Таня поняла, что это – какие-то известные актеры, с которыми доцент в свое время сподобился познакомиться. Одного из них она даже узнала, это был Сергей Юрский, она видела его раньше в спектаклях знаменитого на весь город театра. Перехватив ее удивленный взгляд, Павел Нодарович расцвел: