– Вот тут-то я бы его и потеряла. У себя в конторе я печатаю под диктовку и перевожу письма не очень точно, я бы и на сцене фальшивила.

– Секретарша в дирекции консервной фабрики! – Бывшая знаменитость вложила в эти слова все свое презрение. – Но ты так хотела. Твое поколение начисто, прямо в оскорбительной мере, лишено нашей веры в себя.

После чего она попросила счет. Проходивший мимо кельнер со скрупулезной точностью откликнулся на призыв, исходивший из противоположного конца зала.

Дочь послушно повторила:

– Ваша вера в себя. Мы ею восхищаемся. Мы имеем перед глазами наглядный пример того, к чему она приводит.

Мелузина поцеловала дочь, вернее, ее накрашенные губы изобразили поцелуй.

– Я просто обожаю всех вас, – призналась она с очаровательной кротостью. Только на донышке проступала едва заметная ирония. – Ну как, доела ты свой комплексный обед?

– С большим удовольствием, сравнительно дешево, но я была бы не прочь питаться так всю жизнь.

– На редкость неприхотлива, – пробормотала банкирша себе под нос.

Ибо как раз в ту минуту, когда его меньше всего ждали, явился метрдотель. На языке, предположительно недоступном метру, Стефани успела скороговоркой добавить:

– Барберу и Нолусу не нужно «Поммери», чтобы поднять свое реноме.

– Вiеn entedu[5], – тем не менее подтвердил метр. – Надеюсь, дамы не посетуют, что здесь обедают и так называемые выгодные гости.

Обе в упор взглянули на него.

Но метр, оказывается, подразумевал отнюдь не их соседей. Он указал глазами на очень шумный столик двумя рядами дальше.

– Господа требуют отбивные двойного размера и полупрожаренные. Коктейли надо присчитать позднее. Покамест там еще пьют виски, – пояснил метр, не дрогнув ни единым мускулом лица.

Стефани полюбопытствовала:

– Вы презираете людей вообще или только своих клиентов?

– Слишком строго я не сужу. Я перечитываю Монтеня. Всякие случаются обстоятельства. Истинно светские дамы, они бы даже его исцелили от скепсиса. Подобие поклона, и светский мужчина уносит деньги на тарелке.

Мелузина признала его правоту.

– Сзади сидят ужасные люди. Давай уйдем, покуда дело у них не дошло до драки. – Говоря так, она успела навести красоту.

– Счет! И поскорей! – вскричал Артур, но добился лишь того, что пьяным подали еще спиртного. – Пулайе внушает страх, – добавил Артур без малейших признаков досады на то, что им пренебрегли.

– Пулайе? – переспросил Андре и услышал в ответ:

– Мой друг. Завтра вечером он будет у меня на приеме, если до тех пор не угодит в тюрьму.

Тут Андре наконец-то повернул голову на крики:

– Он бьется об заклад, что перепрыгнет через дом. Явный любитель.

– Можно назвать его и так, – радостно согласился Артур. Андре тоже порадовался, созерцая Пулайе.

– У меня идея. Твой друг есть именно тот тип авантюриста, которого я хочу нарисовать. Он врывается в штабеля наших консервов. Надпись: «Преступный мир знает, что вкусно».

– Превосходная реклама, – сказал Артур, – кстати, у него лицо нормального обывателя, разве что малость утрированное.

– А мне больше ничего и не надо, – сказал Артур. – Как ты думаешь, прыгнет он через дом?

– Никто не посмеет возражать, если он потом скажет, что перепрыгнул.

Артур сделал вид, что уходит, и тут ему молниеносно подали счет.

На улице он, как и надеялся, застал обеих дам за тщетными попытками вывести машину из западни.

– Ничего не выходит, – сказала дочь. – Интересно, какие негодяи протиснулись в угол?

Мелузина увидела идущих в их сторону негодяев и продолжила безмолвную борьбу с рулем.

– Одну минуточку, милые дамы, – попросил Артур. – Я отгоню свою машину, и вы сможете развернуться.