К’ирсан на мгновение замер, потом встал и медленно подошёл к небольшому шкафу с книгами – статус императора позволял рассчитывать на некоторый комфорт даже при поездках в весьма негостеприимные места. Задумчиво пробежался пальцем по кожаным корешкам, остановился на сборнике стихов Мигуля Шесть струн и… вместо того, чтобы его достать, резко повернулся к верховному шаману.

– Когда я закладывал фундамент империи, то последнее, о чём думал, было величие. Построить дом для сына и всех тех, кто мне доверился, выковать оружие против Рошага, спасти мир, наконец… Простые и понятные цели, однако не оставляющие места ни для чего иного! – сказал он, впервые на своей памяти затрагивая данную тему с посторонними. Когда-то пытался говорить на сей счёт с сыном, но тот его не понял, и вот теперь впервые открылся очевидцу тех событий. – Понимаешь?

– То есть… – растерялся Гхол, явно не ожидавший того, куда их заведёт случайно начатый разговор.

– То есть сорок лет назад я готовился к смерти, – развёл руками К’ирсан и тихонько засмеялся. – Проклятье, я, смертный, собирался воевать с богами… с богами!!! О каком выживании вообще тут может идти речь? Да, были подготовлены пути отхода, да, предполагалось участие в бою в бестелесном виде, да, имелись заготовки мощных чар и ставший мархуз знает чем меч, но… Моим противником были не какие-то очень сильные маги, мне противостояли боги. И ты не хуже меня знаешь, какую плату пришлось заплатить за победу над ними!

Гхол, обычно старавшийся избегать темы увечий своего Рырги, невольно пробежался взглядом по протезам Владыки и тут же вздохнул. К’ирсан не сомневался, к телесным травмам гоблин не забыл добавить и нематериальные их последствия – резкое падение способностей к высшей магии, снижение арсенала заклятий и, главное, общее ухудшение душевного здоровья императора.

– Хозяин, но ведь ты выжил… – наконец выдал ург.

– Выжил, – согласился К’ирсан, – но оказался в мире, где я сам не оставил для себя места! Такой вот забавный казус…

Разговор, несомненно вызванный общим его состоянием «после трансформы», внезапно перестал быть Кайфату сколько-нибудь интересен. Поэтому он ещё раз постучал пальцем, теперь уже протеза, по корешку со стихами Мигуля, и двинул к выходу из шатра.

– Владыка, то есть все эти вещи, что так злят его высочество, тоже связаны с теми давними решениями? – вдруг спросил гоблин, который доселе старательно демонстрировал полную отстранённость от внутренней политики империи.

Чем весьма Кайфата удивил.

– Ты про нежелание идти войной на Длинноухих и общее сдерживание воинственных порывов сына? – всё же уточнил он после короткой заминки.

– Да! – аж подался вперёд ург, явно сгорая от любопытства.

– Тогда нет. Это проявления уже моего нынешнего характера! – расплылся в улыбке Кайфат и со сдавленным смешком выскочил из шатра.

Что-то ему подсказывало – ещё пара минут таких откровений и у той тени его истинного Я, что пряталась под хаосом мыслей «нового К’ирсана», окончательно рухнет терпение. И она начнёт сыпать не только нехарактерными для «потерявшего былой задор императора» высказываниями, но и вообще выдаст что-нибудь эдакое, что уничтожит плоды всех многолетних усилий по введению неизвестного врага в заблуждение.

«Всё-таки надо было найти возможность помедитировать и отдохнуть от маски! – отметил Кайфат мысленно. – Не то либо и вправду сорвусь, либо опять начну нынешнюю версию себя считать настоящей!»

К сожалению данное соображение пришло к нему несколько запоздало, уже после того, как он решил отдохнуть от тренировок – потратив сутки на перелёт транспортным пузырём, а затем ещё трое на проверку практически готовой мастабы. И вот закономерный результат – вдруг начала трескаться казавшаяся нерушимой маска…