Елизавета Петровна.

А в годы ученичества усилия Штеллина в конце концов, возможно, и увенчались бы какими-то заметными успехами, если бы не мешала сама Елизавета. Она постоянно разлучала воспитателя и воспитанника, требуя, чтобы великий князь присутствовал на всех балах, маскарадах, празднествах. А праздники при дворе веселой государыни были практически ежедневно. Вполне понятно, что не склонный к усидчивым занятиям науками подросток предпочитал развлечения.

Впрочем, дворцовые балы тоже не доставляли ему большого удовольствия: в светские кавалеры он решительно не годился, танцмейстеру Лауде стоило немалых трудов обучить его хоть каким-то танцам, в которых его тетка была несравненная мастерица. Ее раздражала неловкость племянника. А он с трудом терпел ее легкомыслие и жажду непонятных ему удовольствий. У него была своя стихия – военные парады и церемониальные марши.

И еще одна беда разлучала Петра с просвещенным наставником – частые болезни. За самое короткое время подросток перенес оспу и тяжелейшую лихорадку. Жизнь его была на волоске. Елизавета не отходила от него, забывая обо всех недостатках и слабостях, которые раздражали и тревожили. На время выздоровления она отменяла все занятия, считая, что они изнуряют и без того тщедушного племянника. О том, что надолго прерывая занятия, он терял приобретенные с таким трудом знания, не задумывалась. И – главное – не запрещала общаться с теми, кто приехал с ним из Голштинии. Не давала себе труда понять, что влияние гофмаршала фон Брюммера и камергера фон Берхгольца на будущего русского самодержца не просто вредно – разрушительно. Гофмаршал, садист, которого Петр с детства боялся и ненавидел, внушал своему подопечному: «Этот подлый язык (русский. – И. С.) пригоден только собакам и рабам». И это не раз и не два звучало при дворе русской государыни. Елизавета знала. И – терпела. Только поняв, что Брюммер намеренно поощряет истерическую привязанность великого князя к Фридриху II, и убедившись, что она сама для Петра Федоровича – ничто, а Фридрих – выше Бога, наконец выслала Брюммера из России. Но поздно: посеянные им семена скоро дадут всходы, и они окажутся губительными для последнего внука Петра Великого.

Если бы Елизавета Петровна всерьез озаботилась воспитанием племянника, может быть, что-то и удалось бы изменить в его пристрастиях, в его характере. Ведь были же у него хорошие качества. Даже враги признавали, что он не был злым человеком. Да, был вспыльчив. Но и отходчив. И умел быть благодарным. Вот на эти свойства характера и опереться бы, их бы и развивать…

А Елизавета Петровна только возмущается: капризен, необуздан, упрям; православную веру принял лишь формально, сердце осталось равнодушным; обряды соблюдать отказывается; русский язык учить не желает. Все время посвящает детским забавам да военным играм с отрядом, вывезенным из Киля. Всесильная императрица возмущается, но не делает того, что могла бы, а скорее должна была сделать: удалить грубых, необразованных голштинцев, попытаться окружить племянника просвещенными русскими людьми, разбудить в нем интерес к его новой родине. Вместо этого она разрешает Петру все увеличивать и увеличивать свое войско. В конце концов, оно достигает пяти тысяч солдат и офицеров. Чужие вооруженные люди ведут себя в пригородной резиденции великого князя вызывающе, не скрывая презрения к местным жителям. Допуская это, Елизавета Петровна удобряет почву для неприязни, с которой относится к «прусскому выкормышу» все больше и больше придворных и гвардейцев.