Выздоровев, я сразу узнала о прекращении военных действий – о Перемирии. Новость имела важное значение не по одной причине. Во-первых, наконец закончилась жестокая резня, которая продолжалась так долго, что к ней все привыкли. Для нас же окончание войны могло иметь важнейшие последствия. События в России просто не могли не вызвать отклики цивилизованного мира; положение было слишком опасным, чтобы не придавать ему значения. Вместе с тем мы понимали, что скоро всюду начнутся преобразования; все страны будут возвращаться к мирной жизни. Но как эти преобразования повлияют на нас? Как нам вернуться к мирному существованию? Тогда мы еще не сознавали, что понятие «мир» для нас едва ли что-то значит, а наша борьба за существование только начинается.

Настало время обратить внимание союзников на страдания тех, кто остался в России. Первые мои мысли всегда были о моем отце; я ни на миг не переставала беспокоиться о нем. В глубине души я понимала: у него мало возможностей выйти на свободу из большевистской тюрьмы. И все же я надеялась. Более того, я была уверена, что союзники, услышав мой рассказ, не откажут нам в помощи. Я, конечно, помнила о том, что правительство Керенского, последнее, признанное союзниками, сделало все возможное, чтобы дискредитировать мою семью в глазах мира, и неодобрительно относилось к любым проявлениям сочувствия по отношению к свергнутой династии. И все же я продолжала надеяться, хотя спасти отца могло только чудо.

Пока я выздоравливала от «инфлюэнцы» и по-прежнему находилась в своей спальне, в Кишинев вернулись военный губернатор и его жена. Они тут же зашли ко мне. Генерал Войтаяно привез нам из Ясс сообщения от короля и королевы. Как только германцы оставят Бухарест, их величества намерены вернуться в столицу; они пригласят нас туда в качестве своих гостей, вначале в отель, а потом, как только сами устроятся, в их дворец. Кроме того, они поручили генералу передать нам немного денег, но тогда мы еще могли отказаться от подарка, поскольку перед отъездом из Одессы заняли небольшую сумму у друга. Если не считать того, что мы выбрались из России всецело благодаря королю и королеве Румынии, их приглашение стало лишь первым из череды добрых поступков. Из всех правящих семей, которые еще находились на престолах и состояли с нами в близком или дальнем родстве, только с их стороны мы встретили подлинное сочувствие и понимание. Генерал Войтаяно и его семья также превосходно заботились о нас.

После моего окончательного выздоровления нас отправили в Бухарест; правда, в те дни я еще едва держалась на ногах от слабости. Расстояние было небольшим, но мне дорога показалась бесконечной. Земли, по которым мы ехали, только что освободила германская армия; сообщение было нерегулярным, железнодорожные вагоны не отапливались, в них не было света. Тепло мы получали лишь от маленькой железной печки в конце вагона; когда холод в купе становился невыносимым, вокруг печки собирались мы все, независимо от положения: кондукторы, адъютанты губернатора, сопровождавшие нас, проводники, крестьяне в овчинных тулупах, которые переходили из соседних вагонов, и мы сами.

В Бухаресте мы поселились в отеле – впоследствии нам предстояло сменить их множество. Высокие зеркала на лестнице, обставленные вялыми пальмами в горшках, красные ковры, еда, ресторан с оркестром, множество офицеров в форме и женщин в вечерних платьях – все казалось мне невозможной роскошью, чем-то из исчезнувшего мира. Странно было видеть и русских офицеров, которые беспрепятственно ходили по улицам в военной форме, с погонами, при оружии; ведь на родине даже отдельные предметы формы представляли собой смертельную опасность, даже если были спрятаны в шкафу. Мы отвыкли от самой возможности свободно гулять. В России любой шаг за пределы дома напоминал вылазку на вражескую территорию; каждый встречный смотрел с подозрением или враждебно. На улицах почти не было транспорта; мусор не убирали, никто не следил за порядком. В Бухаресте нам показалось, будто все сияет чистотой, поражало изобилие товаров в витринах, веселье и оживленные толпы на улицах, автомобили и кареты. На каждом углу дежурили вежливые, предупредительные полицейские. В Бухаресте царили оживление и беззаботная веселость. Город переполняли всевозможные зарубежные миссии. Война окончилась, но мир еще не начался. Несмотря на отдаленность от европейских столиц, в Бухаресте ощущалась связь с Европой, которую мы отчасти утратили в России в начале войны и которая была совершенно отрезана от нас после революции.