Ревен задумалась, а затем пожала плечами.

– Я не знаю. Не так давно служу в замке, – призналась она. – Когда я сюда пришла, госпожа уже не бодрствовала днем.

– И что? Никаких сплетен среди прислуги не ходит об этом? Наверняка ведь кто-то знает причину, – заинтересовался король.

– Разве что Рамилия, – пожала плечами Ревен. – Она единственная осталась с госпожой с самого ее детства. Всю прислугу Ламия сменила, как только стала королевой: мужчины умерли или бежали, а женщин, кто остался в живых после чумы, госпожа сама выгнала, да и потом часто меняла. Она довольно придирчива к своим людям, – пожаловалась тетушка. – Нам она хоть и многое разрешает, но и спрашивает немало. Нелояльных к себе людей Ламия держать точно не будет. Выгоняет любого, кого только заподозрит в нелюбви или в неискренности.

Король одарил женщину осуждающим взглядом.

– Вы называете свою королеву по имени, а некоторые ее еще и Ведьмой обзывают – вам разрешается, я бы сказал, чересчур много, – хмыкнул Никандр, вспоминая стражниц со стены, которые «гостеприимно» встретили его в день прибытия.

– Да, действительно, – кивнула Ревен. – К ней не только тетушки и дамы обращаются на «ты», но и кое-кто из прислуги. Не знаю, с чем это связано, но, кажется, Ламия не любит свой статус. Когда к ней обращаются «Ваше Величество» злится. Поэтому мы и зовем ее госпожой.

– Или по имени, – усмехнулся Никандр причудам королевы. В его собственном замке никто даже из знати не посмел бы обратиться к королю по имени. Такой привилегией обладали лишь члены семьи или близкие друзья, вроде наставника Рита или Фавия, с которым Никандр вырос, а затем прошел плечом к плечу не одно сражение. – Так что там с ночным бодрствованием Ламии? Неужели никто не сплетничает по этому поводу?

– Сплетничают, конечно, и много. Но что из этого правда, я не знаю.

– И что говорят?

– Что Ламии думается лучше по ночам; что она вампирша, которая ненавидит свет дня; кто-то говорит, что от солнечных лучей она болеет; кто-то, что ночью у нее бессонница и кошмары, а кто-то обвиняет ее в ведьмовстве и приготовлении по ночам страшных заклинаний и зелий. – Ревен пожала плечами. – Еще говорят, что раньше госпожа вела дневную жизнь и по ночам спала. Этому я верю, потому что несколько раз сама слышала, как она вспоминала, как выезжала в столицу на праздники или охотилась в дальних лесах. А что и когда случилось, что она перестала спать ночью, не знаю… Правду, если кто и знает, то только Рамилия.

– Она с ней с детства? – повторил король слова женщины, которые также его заинтересовали.

– С шести лет, насколько мне известно, – кивнула Ревен. – В молодости Рамилия была няней сестры Ламии.

– Сестры? – удивился король. – Разве королева не единственный ребенок Махлат?

– Да, единственный, – подтвердила Ревен. – Я имела в виду Ее Высочество принцессу Зору, дочь короля Лареля и королевы Заны.

– А, – вспомнил Никандр. – Ту, которая с башни спрыгнула после казни братьев?

Ревен серьезно кивнула.

– Рамилия сначала была ее няней, а затем и учительницей. Но когда принцесса трагически погибла, Ларель вернул Рамилию в замок и приставил к маленькой госпоже… Даже не знаю, правду говорят или врут, но ходят слухи, что Ламия выжила в то неспокойное время, когда в замке правили бывший король и сумасшедшая Махлат, только благодаря Рамилии… а так бы они дочь сжили со свету, – осуждающе покачала головой женщина. – Как бы там ни было, Рамилия все знает о госпоже, все ее тайны. А оберегает и опекает, как собственную дочь.

– Да, это я заметил, – усмехнулся король, отставляя почти нетронутую тарелку. – Ламия скоро выйдет из своих подземелий?