— О-о-ох! Чего? — выдохнула, опуская веки и изгибаясь еще сильнее, чтобы получить еще больше давления твердой плоти внизу, и позволяя рту Данилы добраться до моей груди.

— Пороть и карать! — рыкнул он, царапнул щетиной между грудей, но не поцеловал, а вскинул голову и почти отпустил мои волосы, позволяя наконец нашим взглядам встретиться. — Василек, что это, а? Сила оголодала?

Меня уже изрядно раскачало волнами возбуждения, и я тяжело дышала, но честно прислушалась к себе.

— Нет. Она, походу, вообще вроде бы как спит, — глядя прямо в его глаза, ответила не скрывая ничего.

Все же глаза у него потрясающие, радужка такая темная-темная сейчас, об обычном карем напоминают только крошечные золотистые искорки. Веки отяжелевшие, взгляд сквозь густые ресницы тоже тяжелый, буквально втекает в меня от такого прямого визуального контакта, подобно расплавленному камню вулканической лавы, и поджигает все и так разогретое на своем пути. Новый уровень возбуждения, такой, где ничему осмысленному или сдерживающему не место. Не выдерживает оно таких температур.

— Значит, сейчас только ты и я? — вопрос Лукина вместе с дыханием перелит из уст в уста и тут же возвращен мною.

— Здесь только ты и я? — Только два голых вожделения, ни амбиций, ни обменов дашь на дашь, ни обольщения, ни хитрости?

Сильные руки подхватили меня под ягодицы и приподняли, чуть сдвигая, позволяя его плоти безошибочно отыскать вход в меня, и безжалостно рванули назад, заставляя ослепнуть и закричать от мощи первого вторжения.

— Здесь — только я, василек. — Сиплый шепот мне в кожу — последнее предупреждение и щадящее краткое промедление перед тем, как начать сжигать окончательно жесткими пронзающими толчками.

Горела, полыхала, металась на нем, как пламя на сильном ветру, разгораясь от него только сильнее. И только когда после оглушительного взрыва жар пошел на убыль, захотелось положить ладонь прямо туда, где сейчас тяжело и гулко билось его сердце за ребрами, и спросить: ”А здесь только я?”, но вероятность получить слишком честный ответ от циничного любовника мигом отрезвила. Ну или я просто струсила, и вместо этого подняла голову с его плеча, подставляя губы под поцелуй. Ведь если в нашей игре словами, допускаю, что она вообще что-то значила, ведьмак предъявил права на мое тело, то я нуждалась в гораздо большем. А какое право у меня задавать такой вопрос, не имея для него ответа в своем сердце?

7. Глава 7

— Василек, подъем! — скомандовал во второй уже раз безжалостный ведьмак.

Прошлый был по моим ощущениям минут пятнадцать назад, и я после его команды благополучно задрыхла снова.

— Не хочу, — буркнула я, не открывая глаз. — У меня больничный.

— Хрен там! Ты уже абсолютно здорова. Вставай!

— Тогда у меня выходной. Я его вчера честно заработала, переспав с непосредственным начальством.

— Это ты-то в процессе работала? Совесть есть?

— Ты сам постоянно говоришь, что совесть — вещь для подлунного совершенно бесполезная.

— Надо же, как ты вовремя об этом решила вспомнить!

— Правда?

— Нет, блин! Вставай, я сказал. Привезли заказанную тобой беговую дорожку, а без присутствия твоей хитрой задницы никто не может ничего внести в твой дом, балда!

— Я заказала беговую дорожку? — вот тут я таки открыла глаза и села. — Когда?

— Люська, не беси! Ты сказала, что задолбалась по сугробам скакать. Если нет, то все равно подъем и побежали опять на свежий воздух.

— Лукин, вот знаешь, я тебя сейчас прям люблю, — со вздохом я вылезла из-под одеяла. — Но все равно ты изверг и гад, и терпеть тебя не могу.