Дальше меня транспортировали по длинному коридору, еще одни двери, и вот я наконец на ногах. Огляделась, понимая, что очутилась-то, похоже, в сауне. Большой стол со стульями явно для веселых посиделок, музычка ненавязчивая, стеклянная дверь в парилку с лавками, рядом открытая душевая и справа в углу бассейн. Прежде в таких местах бывать не приходилось, как-то мне не по средствам было, и знакомых, предпочитающих такой досуг, не имелось, но не узнать сложно.

— Иди раздевайся, — подтолкнул меня в спину в сторону парилки Василь и взялся стягивать свою кожаную куртку.

— Ты меня в сауну притащил?

— Ты сказала, что нужно тепло. Там… — он ткнул на стеклянные двери, — тепло. Одежду давай мне, отдам высушить.

Сейчас при нормальном освещении я смогла рассмотреть его хорошенько. Реально какой-то человек-гора, каким и показался с первого взгляда. Рост за два метра, грудная клетка как у быка, блин, ручищи с бугрящимися мускулами и ладонями — совковыми лопатами, плечи — валуны целые, черты лица как топором кто в камне вырубал. Но не урод. Совсем. Просто какой-то жуткий, излучающий нечеловеческую мощь, причем четко понимаешь — то, что и так впечатляет внешне, это лишь малость, вершина айсберга, что называется. А что скрыто — и представить страшно.

— Ты, может, хоть выйдешь? — спросила, сняв изгвазданную и порванную на спине куртку и выудив из нее наконец телефон.

Три пропущенных — два от Лукина и последний от Волхова. Надо же, объявился.

— Зачем?

— Я раздеваться буду.

— И что? Ты не привлекаешь меня, не парься. Слишком мелкая и хлипкая.

— Ну спасибо, конечно, ты тоже не образец секс-символа для меня, — огрызнулась я.

— Я не хотел обидеть. Просто объяснил, — нахмурил Василь густые брови немного озадаченно.

— Я и не обиделась, но все равно предпочла бы обнажаться в одиночестве.

— Мы должны поговорить, и это для меня срочно и куда как важнее твоей глупой стыдливости, — ворчливо ответил мужчина и отвернулся к стене. — Разденься, завернись в простынь, вон они на лавке, и иди согреваться. Я отдам высушить твою одежду, и мы будем говорить. Ты должна мне рассказать, как и когда умер мой брат, и почему на тебе эта метка.

— Слушай, я не… — Чуть не заявила, что понятия не имею о чем он, но так и зависла, не сдернув до конца мокрый свитер с головы и схватившись за то самое место, куда укусил прежде оборотень и тыкался носом сам Василь. — Твой брат был оборотнем?

Стянула-таки трикотаж и уставилась в широкую спину.

— Да, как и я, — шевельнулись мощные плечи, плотно обтянутые футболкой. Где такие размеры продают вообще.

— Вот, значит, как, — я потерла шею, не находя на коже ничего. Зажило же уже все давно и без малейших следов, о какой метке речь тогда? — Я не уверена, что смогу тебе много рассказать. Но попробую.

— Почему не можешь?

— С меня взяли слово. Ну такое, очень особенное, понимаешь? Так что, если тот, кто его брал и этот эпизод включил в число запрещенной для разглашения информации, то я бессильна.

— Понимаю. Расскажи, что сможешь.

— Некоторое время назад, твой брат напал на меня, — произнесла и прислушалась — не появятся ли угрожающие симптомы. Но нет, ничего и отдаленно похожего на проглатывание кислоты не возникло.

— Ерунда! — развернулся ко мне Василь. — Наша семья уже два поколения не нападает на людей! Это наш осознанный выбор! Мы даже в полнолуние контролируем себя давно, но для полной уверенности все выходы из домашнего логова-убежища в опасные ночи запрещены строго-настрого.

— Это было не полнолуние.

— Тем более чушь! Уж кто-кто, а Богдан себя контролировал лучше других в стае, и ты должна была черт знает как угрожать ему, чтобы…