Ведьма продолжала стонать и извиваться всем телом. Дарниру не хотелось покидать теплую кровать, но сделать он это был вынужден. Надо бы заткнуть пасть этой твари, но сначала следует разобраться, что же с ней происходит.

Дарнир приблизился к ведьме и какое-то время рассматривал её с высоты своего роста. Мелькнула мысль, что он вынудил её спать на холодном полу, тогда как сам нежился под толстым одеялом. Но разве такие, как она, достойны, чтобы обращались с ними как с людьми? Нет, конечно!

– А-а-а… – сорвался с губ ведьмы более громкий и самый протяжный стон. А на губах появилась улыбка блаженства.

И тут Дарнира осенила мысль – да она же только что получила оргазм. Всё – поза, моментальная расслабленность, выражение лица – всё указывало на то, что ведьма только что удовлетворила собственную страсть. Но как такое возможно? Такое Дарнир наблюдал впервые. И злость не заставила себя ждать.

– Просыпайся, потаскуха! – несильно, но ощутимо, пнул он ведьму в бок.

Девушка дернулась и открыла глаза. Мгновенно в них проступило осознание. И тогда она повела себя еще более странно. Вскочила, куда-то рванула. Естественно, натянулась веревка, и ведьма рухнула на пол. Звук был ощутимый, и теперь уже она взвыла, должно быть, от боли. Постанывая отползла к стене и сжалась в комок, пряча лицо в коленях. От быстроты смены действий Дарнир даже немного растерялся. Вот уж не предполагал, что она настолько испугается. Но жалости в нем не было, лишь удивление. И привычное презрение.

– Для ведьмы ты слишком труслива, – усмехнулся он. – Должно быть, ты худшая из всех…

Какое-то время ведьма молчала, а потом Дарнир разглядел её глаза. Сегодня была последняя фаза полнолуния, и янтарный отсвет не удивил. А вот другое показалось странным – с момента пробуждения прошло какое-то время, а глаза ведьмы продолжали светиться. И сейчас Дарнир в них читал неприкрытую ненависть. Что ж, он ненавидит её не меньше. Получается, что у них это взаимно.

– Да, я ведьма! – с вызовом проговорила девушка. – Но я не сделала ничего, чтобы заслужить подобное обращение.

Слух резанула довольно грамотная речь. До сего дня Дарниру приходилось иметь дело с отбросами, которые и двух слов связать не могли толком. А эта… по всему выходило, что она обучена грамоте.

– Неужели? – взлетели брови Дарнира. – Значит, жизни сотни людей для тебя ничего не значат? А ведь там были дети…

Сколько же в ней злобы, раз так искусно притворяется. Лживое жестокое отродье, в котором нет ничего человеческого. Дарниру захотелось плюнуть ведьме в лицо, едва сдержал этот порыв. И кулаки сжались сами, хоть и не в его правилах было обижать женщин. Но разве ту, что сейчас сидит у его ног, можно назвать женщиной?

Совсем уж некстати вспомнился вечер накануне, когда заставил ведьму снять вонючее тряпье и загнал в ванную. Тогда он увидел её обнаженной и в какой-то момент даже поймал себя на том, что любуется красотой ею фигуры, форм… Но то была лишь красивая оболочка для гнилого нутра. И образ этот Дарнир стер из памяти. Правда вот сейчас он снова всплыл.

– Дети?.. О чём вы говорите? – нарушил тишину глухой голос ведьмы. Глаза её потухли, и сама она снова скорчилась, как от приступа боли.

– Хватит! Сама ты, наверное, уже давно сбилась со счета, скольких людей погубила, скольких заманила в свои сети, чтобы убить потом. Ты!.. – ругательства рвались с языка, но Дарнир не позволил им излиться. Хватит с него, что в обществе этой ведьмы, у него в голове роятся мысли одна чернее другой. Воспоминания всплывают те, что уже давным-давно похоронены в глубине души. Один вид этой мерзавки будит в нем звериные инстинкты. И ни с одной другой ведьмой раньше с ним такого не случалось.