Ещё бы! Всю ночь в моём доме пыхтели, сопели, фыркали, ворчали, топотали и противно стучали коготочками по полу. Бе́сова ежатина носился и скакал по кухне! Временами этот образчик ловкости и прыти врезался в табуреты и корзины, шарахался о стены, когда его заносило на особо крутых виражах... Потом он свалил веник, заверещал и затих, и я понадеялась, что ёжа слегка пристукнуло, и он до утра теперь угомонится... Нет! Этот целеустремлённый игольчатый так легко не сдавался! Сначала отфыркался, потом тихо куда-то потопал, а потом понёсся... И умудрился впилиться в ножку лавки! Кувшин, что я приготовила для утреннего похода за молоком, грохнулся. Черепки печально рассыпались по полу.

Вот даже не знала, что я умею стонать страшно, тоскливо и злобно, как кикимора.

― Да ты спи, спи! Утром приберёшь, – послышалось через дверь. – Должен же кто-то твою хибару избавить от мокриц, многоножек и прочих жучков.

― Кто бы меня от избавителя избавил, – рявкнула я и, решив, что утру пора наступить, откинула одеяло.

Пока прибирала бардак, расставляла по местам всё, что было снесено, гадский ёжик сидел в своей корзинке и делал вид, что у него очень болит лапа! А кабанчиком тут носился кто?

― Всё? Ушиб прошёл, как я понимаю? Отлично! Сейчас ещё разок полечу тебя и отнесу в лес. Погостил, и будет!

― Ничего он не прошёл! – возмутился ёж. – Я на лапку еле наступаю! Урон такой нанесла, а теперь избавиться хочешь? Не выйдет!

― Что-то ты в лес не рвёшься, – прищурилась я.

― А что в том лесу хорошего? Каждый норовит тебя сожрать, клещи кругом, то холодно, то мокро. А у меня травма... – он помахал мне, демонстрируя безжизненно болтавшуюся лапку.

― Ты только что носился как бесноватый!

― Да что ты наговариваешь? – заорал он обиженно. – Ковылял еле-еле на трёх ногах! На недужного напраслину возводит, а! Совесть свою лешему в карты проиграла? У-у! – он злобно растопырил усы и фыркнул на меня. – Ведьма, одно слово!

Улёгся в корзинке, наставив на меня иглы и засопел.

― А ты не придуривайся и на жалость не дави! Поселиться тут надумал? Не надейся!

― Ты сама меня сюда притащила, – проворчал этот наглец.

― Временно, пока не поправишься!

― Временно – понятие растяжимое. А кто знает, как долго моя болезнь затянется? А виной всему твой жирный зад! Мне нужен покой, уход, хорошее питание. В лесу такого не найти.

Я так и застыла с раскрытым ртом. Это он смекнул, значит, что тут никакие беды и хищники не грозят, и решил остаться? Ладно...

― Ну, я считаю, что одного сеанса лечения будет достаточно. Ты, конечно, можешь задержаться подольше, только раз желание твоё, то и заплатить за его исполнение придётся. Чем зверь может ведьме за помощь отплатить?.. – я задумчиво свела брови, и сделал вид, что размышляю. – Точно! – стукнула себя пальцем по лбу. – Он может стать её фамильяром! Готов?

Ёж вскочил на все лапы, растопырил иголки и злобно засопел, испепеляя меня взглядом.

― Ишь, что удумала! – прошипел так злобно, что я еле разобрала слова. – Клеща тебе за шиворот, а не меня в фамильяры! Я знал! Знал! Нельзя верить ведьме! – наконец голос у него прорезался, и болезный заорал на весь дом. – Чтоб ты яблоком подавилась! И не надо мне твоё лечение. И сам уйду, горемычный. На брюхе доползу до родимой норки. От голоду и жажды в пути погибать буду, а сюда не вернусь. Калекой сделала, а теперь за лечение в рабство к ней? Да скорее мои иголки отвалятся!

Он пошлёпал к выходу, причём хромал так, что аж временами втыкался мордой в пол. Ну-ну... Долго этот цирк продолжаться будет? Я распахнула перед страдальцем дверь: