– Прошу прощения, мисс… о, это вы, мисс Кэрри!

Девушка приветливо кивнула и знаком подозвала старика.

– Взгляните на этот снимок, – попросила она, ткнув пальцем в стену. – Что вы на нем видите?

Старик прищурился, внимательно изучая снимок. Тогда Кэрри сняла фото со стены, чтобы он смог поднести его к окну и рассмотреть при свете. Судя по всему, он вполне серьезно отнесся к ее просьбе.

– Красивая семья.

– Что-то еще? – настаивала она.

Старик задумчиво почесал в затылке.

– Да вроде нет. Видно, что небогаты. Должно быть, для них настали трудные времена.

Кэрри нахмурилась.

– Они не кажутся вам… печальными?

– Печальными? – удивился он. – Но все улыбаются!

Настала очередь Кэрри удивляться. Взяв у старика фото, она повертела его в руках. Странно… можно было подумать, что после многочасового бдения в доке она не увидит ничего интересного. Но теперь неожиданно узрела снимок в новом свете. Все трое действительно улыбались. Но почему же она посчитала их грустными? Брат обнимал сестричку, а отец положил руки на плечи детей. Разве эти трое могут быть одинокими, если они есть друг у друга?

– Значит, не печальны и не одиноки? – уточнила Кэрри.

– Ну… на мой взгляд, особо счастливыми они не кажутся, но что я могу знать? – Старик улыбнулся. – Если вы, мисс Кэрри, считаете, что они выглядят грустными, полагаю, такое вполне может быть.

Кэрри улыбнулась в ответ. Старик почтительно коснулся козырька кепки и отошел.

Значит, не печальны и не одиноки. Остальные люди видят дружную, улыбающуюся семью. Почему же одна только Кэрри вообразила, что эти люди несчастны? И почему ее так тянет к ним? Почему кажется, что они взывают о помощи?

Она постояла еще немного, прежде чем взять Чу-Чу и направиться домой. Вечером устраивался ужин в честь возвращения Джейми, на котором будут все Монтгомери и Таггерты. А это означало, что в доме так много народа, что никто не заметит необычайно притихшей Кэрри.

Следующие три дня Кэрри была все так же молчалива. Правда, жила как обычно, каждый день ходила в дом Джонсона, изучала снимки, присланные мужчинами, разговаривала с женщинами, которые хотели выйти замуж, и пыталась сделать вид, будто интересуется чем-то, помимо семьи Грин.

Но в свободное время смотрела на снимок и читала письмо Джоша, пока бумага не протерлась. Знала каждое предложение наизусть и могла отличить почерк Джоша от сотни других.

Вечером третьего дня она поняла, что нужно делать. Именно то, что задумала ранее: выйти замуж за Джошуа Грина. Тот считал, что ему нужна жена, умеющая доить коров и косить сено, но Кэрри была твердо убеждена, что он нуждается именно в ней.

Когда Кэрри объявила подругам о своих планах, они возмутились. Даже Хелен, все еще пылавшая гневом из-за стычки с Кэрри, была расстроена.

– Ты просто спятила! – заявила Юфония. – Могла бы получить любого мужчину, какого только захочешь! С твоей внешностью и деньгами…

Женщины хором ахнули: в их кружке строго запрещалось упоминать о деньгах Кэрри.

– Кто-то должен высказать ей правду в глаза! – фыркнула Юфония. – А этот человек желает иметь жену-фермершу. Кэрри, ты даже шить не умеешь, не говоря уже о посадке кукурузы! И не знаешь, что «кукурузный шелк»[1] вовсе не настоящий шелк, верно?

Кэрри разумеется, представления не имела, о чем толкует Юфония, но какое это имеет значение?

– Я учитывала возможность того, что, если придется написать мистеру Грину, он вряд ли посчитает меня подходящей женой. И поскольку он, очевидно, уверен, что нуждается не в жене, а в работнице, я и решила выйти за него, прежде чем отправлюсь в городок Этернити