Где-то за окном залилась трелью птица – веселая, насмешливая. Даже природа здесь, кажется, была против меня. Или просто равнодушна к человеческим страданиям.
Внезапный стук в дверь вырвал меня из мрачных раздумий.
– Кто там? – резко спросила я, не скрывая раздражения в голосе.
Дверь бесшумно открылась, и на пороге появилась запыхавшаяся служанка. Ее рыжие кудри, выбившиеся из-под белоснежного чепца, образовали огненный ореол вокруг веснушчатого лица. Грудь быстро вздымалась, а в зеленых глазах читалось необычное возбуждение.
– Ваше сиятельство, к вам прибыли гости, – с почтительным поклоном доложила она, слегка запнувшись.
Видеть гостей в моем нынешнем состоянии было последним, чего мне хотелось. Но долг превыше личных переживаний. Я едва заметно кивнула:
– Сейчас спущусь.
Служанка склонилась еще ниже и поспешно ретировалась. Я еще несколько мгновений оставалась у окна, наблюдая, как ветер кружит опавшие лепестки роз по садовым дорожкам, затем глубоко вздохнула и направилась к выходу. Нужно было собраться, отвлечься от тягостных мыслей. Без юридической консультации Арнольда я все равно не могла принять решение. О предстоящем замужестве я подумаю завтра. А сегодня – только обязанности герцогини, только холодная вежливость и безупречные манеры.
В этом краю существовала давняя традиция, уходящая корнями в крестьянские обычаи – соседи победнее регулярно навещали более состоятельных землевладельцев. Это был не просто обычай, а целый социальный ритуал, отточенный поколениями. Богатые демонстрировали щедрость, бедные – почтение, и все вместе поддерживали видимость соседской гармонии. Как герцогиня, я была обязана соблюдать эти неписаные правила, хотя моей земной натуре они претили.
Сегодня моими незваными гостями оказалось многочисленное семейство барона Дартоса горт Хенайского. Десять человек ввалились в парадную залу, словно цыганский табор – шумные, пестрые, пахнущие дешевым парфюмом и конской сбруей.
Во главе процессии шествовал сам барон – дородный мужчина с бочкообразной грудью, утопающей в кружевном жабо, и пышными усами, напоминающими щетки для чистки бутылок. Его супруга, пухленькая дама с кукольным личиком, семенила рядом, то и дело поправляя свои искусно уложенные локоны, которые, несмотря на дорогу, сохраняли безупречную форму – видимо, благодаря килограммам воска, намазанного сверху.
За ними плелась незамужняя сестра баронессы – высохшая, как осенний лист, старушка в очках с толстыми линзами, отчего ее глаза казались неестественно увеличенными. Ее вечное выражение растерянности наводило на мысли о легком помешательстве.
Но главное "богатство" семьи составляли семеро детей – разновозрастная орда, от угловатого подростка до карапуза, еще не научившегося толком ходить. Они врывались в комнаты, как ураган – тихий мечтатель задумчиво трогал дорогие безделушки, озорной проказник уже норовил что-нибудь стащить, а младшие ревели в три горла.
За столом это мирное сборище преображалось в стаю голодных волков. Пироги с лесными ягодами, жареная дичь под травами, сладкие бисквиты – все исчезало в их ненасытных ртах с пугающей быстротой. Они ели методично, без разговоров, словно боялись, что еду отнимут. А насытившись, так же внезапно собирались и исчезали, оставляя после себя лишь крошки на скатерти и легкий запах лука в воздухе.
Барон приходился мне каким-то невероятно дальним родственником – то ли восьмиюродным дядей, то ли девятиюродным кузеном. В наших краях все аристократы были друг другу родней, но Дартос особенно гордился этим сомнительным родством. Он неизменно упоминал о нем при каждом удобном случае, с важным видом поглаживая свои ухоженные усы. Казалось, он искренне верил, что капля герцогской крови в его жилах делает его особенной персоной.