Надежда Соколова Вдовствующая герцогиня замка Оргарон

– Дождей бы поменьше нам, а так все в порядке, пока справляемся, сажаем и рожь, и пшено, и яску1, – докладывал мой управляющий, высокий широкоплечий детина по имени Дирк.

Одетый в холщовые штаны, заправленные в грубые кожаные сапоги, потемневшие от времени и грязи, и простую рубаху из небеленого полотна, перепоясанную выцветшим синим кушаком, он смотрел прямо и спокойно, как всегда, когда речь шла о делах. Голос его, низкий и хрипловатый, напоминал скрип тележных колес по сухой дороге. На его ладони, лежавшей на краю стола, я заметила засохшую каплю смолы, липкую и темно-янтарную – наверное, утром чинил забор у овчарни. Его лицо, загорелое от солнца и обветренное, выдавало многолетний труд на земле: кожа на скулах шелушилась мелкими чешуйками, а в углах губ застыли белые следы от соли, выступившей с потом. В глубине его карих глаз, похожих на спелые каштаны, под густыми, выгоревшими на солнце бровями, читалась уверенность, которую я всегда ценила. Дирк работал на меня, а до этого и на моего мужа, уже почти двенадцать лет, знал все проблемы этого края и умел плодотворно решать их.

– Вы, вашсиятельство, не извольте беспокоиться. Соберем по осени и зерно, и фрукты с овощами. Да и дичь с рыбой будут. Перезимуем, – продолжал он, уверенно поднимая руку, на которой вздулись жилы, как корни старого дуба.

Ладонь его, широкая и сильная, на мгновение замерла в воздухе, и я успела разглядеть мозоли, похожие на толстые монеты, желтоватые и затвердевшие. Я знала, что его оптимизм не был безосновательным: он всегда находил выход из сложных ситуаций, будь то засуха или нашествие вредителей, проявляя смекалку и упорство.

Я покивала, показывая, что услышала его слова. Мы с ним вдвоем сидели в уютной гостиной на первом этаже, где мягкий свет проникал сквозь большие окна, обрамленные тяжелыми шторами из зеленого бархата с вытертыми местами по краям. Солнечный луч дрожал на медном подсвечнике, отполированном до золотистого блеска, оставляя блики на гладких полированных дубовых половицах. Здесь, поближе к кухне, откуда доносился стук котлов и густой запах жареного лука, смешанный с ароматом хлеба, я обычно принимала старших слуг: управляющего, экономку, дворецкого, садовника. Именно они помогали мне решать ту или иную проблему, и я всегда ценила их мнение и опыт. Вокруг нас стояли полки с книгами в потрепанных кожаных переплетах, пахнущими пылью и стариной, а на столе лежали свежие цветы – розовые пионы с каплями росы на лепестках, которые сегодня утром принес садовник.

Дирк, «старший из старших», как я шутила про себя, служил в имении дольше всех. Он жил в ближайшей деревне, в добротном каменном доме под черепичной крышей, что могли себе позволить далеко не все крестьяне. Его семья была большой: он растил семерых детей – троих сыновей и четырех дочерей. Свадьбы старшим дочерям собирался играть уже на следующий год, давая за ними, за каждой, богатое приданое – корову, сундук с бельем и утварью, что было делом чести и предметом его гордости.

Как и остальные слуги, Дирк был под магической клятвой верности. Эта клятва, наложенная на него в день, когда он впервые переступил порог нашего имения, ощущавшаяся как легкий холодок в момент заклинания, делала его преданным и надежным. И ему я могла доверять целиком и полностью. Даже при желании он не имел возможности навредить ни имению, ни мне, его хозяйке.

– Что с остальным? Кузни, мельница, конюшня, овчарня, орудия труда, мои и крестьян? – уточнила я, стараясь не упустить ни одной детали, мой взгляд скользнул по лежащему передо мной списку владений. – Нужны какие-то вложения? Покупки?

Дирк прикрыл глаза, будто мысленно обходил хозяйство, двор за двором, постройку за постройкой. Его рука, грубая от работы, с потрескавшимися ногтями, потянулась к глиняному кувшину с прохладной ключевой водой на столе, но так и не коснулась его, опустившись обратно на колено.

– Дык, как сказать. Вроде бы и не особо нужны, – задумчиво произнес он, потирая подбородок, где щетина серебрилась, как иней на скошенной траве. – И плуг ваш, и соха-яловка, и борона зубчатая, да и остальное, вроде, в рабочем состоянии. – Он провел ладонью по воздуху, словно гладил упряжь, чувствуя под пальцами воображаемую кожу и железо. – У вас. У крестьян, в зависимости от подворья. За всех не скажу. Но в основном рабочее.

Он сделал паузу, как будто собирался с мыслями, и продолжил, глядя куда-то в пространство над моим плечом.

– Мельник трудится исправно, камни точит. У него всегда есть свежая мука, мелкого и крупного помола, – Дирк кивнул в сторону, будто за стенами действительно грохотали жернова, перемалывающие зерно. – Кузнецы только, все трое, и замковый, и оба деревенских, просят новые молоты, тяжеленные. Старые, вишь, треснули по наковальням. Конюх твердит, что лошади здоровы, гривы расчесаны, копыта чисты. Карета тоже готова к поездкам, оси смазаны. С овчарней разве только… Овцы чем-то болеют, лекарь им нужен, срочно. Шерсть клочьями лезет, глаза мутные, стоят понуро. Вчера двоих забили, чтобы не мучились и других не заражали.