И пришлось мне заместо важной информации слушать о том, как Горыныч чуть головы не лишился, необдуманно шею под богатырский меч подставив, а Вой со всей своей волчьей самоотверженностью едва зрение не потерял, но товарища отбил.
Увлекательная и волнующая история, одна из лучших, что я успела услышать за прошедшие дни. Да только вот беда, не ее я хотела узнать. Совсем не ее.
Но для порядка и уже, наверное, по привычке решила записать. Домовые предупредительно раздобыли для меня писчие принадлежности и пришли в восторг от слабого отголоска моей рассеянной благодарности.
Змеи на это все смотрели со странным удовлетворением, словно бы мои действия их полностью устраивали. Словно бы им нравилось то, что я так легко могу к чему-то привыкнуть.
Когда Горыныч завершил свой рассказ, а я поставила последнюю точку и отложила исписанные листы, чай мой уже остыл и все ватрушки были съедены Тугариным, вопрос в моей голове родился сам собой — должна же я была с чего-то начинать свой нелегкий путь домой, вот и порешила, что можно уже приступать:
— Как я понимаю, на Добрыню Никитича ты напоролся, когда для Кощея царевну воровал?
— Верно. Сам-то я принцесс заморских предпочитаю, а у них там, представляешь, богатырей вообще нет. Только рыцари какие-то. Мерзость редкостная и непонятная совершенно. Съесть их сложно, они все в железе, зато горят хорошо, а как вкусно жареным мясом пахнут... — Горыныч широко улыбнулся, с нежностью вспоминая, видимо, прошлые победы, но беззлобный смешок Тугарина вернул его к теме. — То моя первая царевна была, не знал я тогда еще, что из себя богатыри представляют, не мог поверить, что существуют на свете люди, нам по силе равные. Был излишне беспечен и заносчив, за то и поплатился. Если бы Кош мне навстречу и в подмогу Воя не послал, обезглавленное мое тело уже давно бы лесная нечисть съела, а царевна… эх, может, и лучше было бы, если бы она к батюшке вернулась, так с Кощеем и не свидевшись.
— Почему это?
— Дурная девка была. Горю Кощееву помочь не смогла, зато мелкие проблемы плодила исправно. Не поверишь, даже домовые вздохнули, когда я ее царю вернул. Да и все мы облегчение почувствовали. Да так она нам в душу запала, что еще пять лет Кош запрещал любых царевен к нему доставлять, слишком крепка была память о той, первой.
— А звали ее как?
— Царевну? Аленкой звалась, — ответил за брата Тугарин, передернув плечами. — Бесова сестрица.
Как ни пыталась я, как ни напрягала память, но припомнить ничего про похищение царевны Алены не могла.
— И сколько лет назад это было?
— Так, почитай, восьмой год идет.
Быстро подсчитав в уме, я пришла к неутешительным выводам: похищениями царевен они тут промышлять начали, еще когда мне девятый годок шел. Потому-то, наверное, ни про какую Алену я ничего и не помнила, маленькая в те года была, своими бедами занятая, и к сплетням не прислушивалась. Не интересовали они меня.
— То есть вы уже восемь лет занимаетесь похищениями людей?
— Эх, краса-девица, — хохотнул Горыныч, — мы этим всю жизнь промышляем. Просто до царевен нам раньше дела не было. Проблем от них больше, чем выгоды.
— Так если уж они такие проблемные, зачем похищать-то их? — едко поинтересовалась я.
— Не злись, Василиса, ты очень ладная царевна. Чувств не лишаешься, истерик не устраиваешь, да и в покоях своих не запираешься. Я теперь уверен, что не просто так тропка тебя к Гиблой реке вывела, с умыслом.
— Ладная, — пробормотала я, ровняя исписанные листы. Знали бы они, что царевна из меня хорошая вышла, потому что княжна я… Интересно, что бы было, если бы узнали? Домой вернули без промедления? Или съели за то, что обманывать их вздумала?