- С тобой. Ты же стояла у двери, и я приглашал войти, - я отправил в рот кусочек котлеты.

- Саша, ты прекрасно понял мой вопрос. Кто у тебя был в комнате перед сном? – маме явно не понравился мой ответ.

- С Артемидой. Ты же все слышала, - я потянулся за кусочком хлеба.

- Почему она приходит к тебе? – просила она тихо, наверное, не желая, чтобы нас услышала Надежда Дмитриевна, поливавшая цветы у окна. - Саша, меня это настораживает. Боги не приходят просто так. Их не слишком интересуют наши мирские дела.

- А ты еще спроси, какие у меня с ней отношения, - усмехнулся я. - Мам, приходит потому, что у нас с ней общие интересы. И что тебя настораживает? То тебя настораживает Айлин, то Талия, теперь Артемида. Не запутаешься в своих настороженностях?

- Почему она называла Астерием? – темные глаза графини испытующе смотрели на меня.

- Потому, что я – маг. А у магов бывает несколько имен, несущих важные магические смыслы, - ответил я, повернув голову к двери на кухню.

Мама не стала дальше мучить вопросами возможно потому, что вернулась Ксения. Она несла поднос с кофейником, чашками и вазочками со сладким. Когда мои глаза встретились с бледно-голубыми глазами служанки, я подмигнул ей и сказал:

- По вечерам я люблю пить чай в своей комнате. Хочу, чтобы ты мне подала его сегодня.

- Саша! – мама притопнула ногой под столом.

Конечно, это было сказано именно для мамы. Я улыбнулся, не без удовольствия глядя на возмущение на ее лице и на смущение Ксении.

- Что-то не так? Разве я не могу попросить Ксению подать мне вечером чай? – меня разбирал смех.

Конечно, с моей стороны это было бессовестной провокацией, но надо же как-то приучать маму к мысли, что я – взрослый, и не следует лезть в мои дела и отношения. Что-то подсказывало мне: приучать маму придется всю жизнь без особой надежды на результат. И это не так плохо – своего рода развлечение. А с другой стороны, это утомляет. Может выдать ее замуж за барона Евстафьева не такая дурная идея? Ведь я, если задамся такой целью, то вполне смогу подтолкнуть Елену Викторовну к этому.

Да, кстати, спохватился я: уж на ком как не на маме испытывать «Капли Дождя»! Коснувшись ее руки, я активировал ментальный шаблон со словами:

- Мам… ты у меня такая заботливая. Вот только заботливая слишком. Расслабься. Хорошо?

- Да, Саш, прости, я иногда слишком, - на ее лице появилась благодарная улыбка.

Когда я встал из-за стола, сделав последний глоток кофе, Елена Викторовна так и сидела за столом, держа в руке чашечку и мечтательно глядя в окно. Уходя, я поцеловал ее в щеку и сказал:

- Я в школу. Ты бы отбросила все эти опасения, подумай о чем-то приятном, например, Евклиде Ивановиче, ведь он в тебе души не чает.

- А Талия… - графиня подняла ко мне свои глубокие карие глаза.

- Что Талия? – не понял я.

- Ничего. Все хорошо, - она махнула рукой.

Ксения провожала меня до двери и учтиво открыла ее.

- Ваше сиятельство, так вам нужно подавать вечером чай в покои? – негромко спросила она.

- Будет видно, - я шутливо коснулся указательным пальцем ее забавного носика. - Пип!..

Она точно милый поросенок. Есть в ней что-то интересное.

До дома госпожи Синицыной я добрался минуты на три раньше и даже – небывалое! – мне пришлось ждать ее. За ожидание я был награжден тремя звонкими поцелуями и рассказом, что я все-таки прокрался в ее сны. Всю дорогу до школы Айлин щебетала о всяких пустяках, жаловалась, что школа забирает так много времени, мучит ее некоторыми ненужными занятиями и она хочет, чтобы скорее наступило лето. Уже у ворот школьного двора, мой эйхос пискнул, сигнализируя о сообщении. Я ждал сообщение от графа Голицына – не терпелось узнать, доволен ли он схемой. Да, кстати, и название устройства я придумал ночью. Назвал его так: «эрминговый преобразователь Голицына-Елецкого». Да, название устройство не совсем точно отражало принцип его работы, но в этом крылась моя уловка. Если кто-то попытается докопаться, каким образом мы настолько усиливаем кристалл гирвиса, то он будет пущен по ложному следу.