Ощущение, что мне заговаривают зубы, не пропадало. Почему-то отвести взгляд от этого наглого и самодовольного лица не так уж просто. В панике я дернула головой и наконец заметила, что моя левая рука отведена в сторону и в ней накрепко зажат бутон алой розы.
Цветочки Даррен выбирал исключительно шипастые. Я зачарованно наблюдала ту же картинку, что и в своем мире: алая кровь медленно, словно нехотя, струилась по запястью. Попробовала крикнуть, но, как в кошмарном сне, голос пропал.
– Боже, я еще не встречал настолько неудобной, неуместной женщины, как ты. Это заклинание невозможно отследить. У тебя чутье… Да, ты молодец, умница. Теперь дай мне своей крови, поднеси руку к зеркалу.
Если бы я могла орать, то орала бы, как следует работая легкими. Липкий ужас смешивался с безудержным протестом. А все потому, что во мне крепло горько-сладкое предчувствие поражения. Еще немного, и он задушит мою волю, сомнет ее. Я успею испытать стыдную радость, а потом эмоций не останется. Ничего не останется.
Я не подчинилась. Но тянула так долго, что герцог почти уверился в успехе и, подгоняя меня, принялся постукивать по стеклу. Возможно, это промедление и спасло – или же счастливое стечение обстоятельств.
Даррен отвлекся на что-то рядом с ним; я же дернулась и спиной уперлась в собственную кровать, а ноги выбросила вперед, несмотря на безумно неудобные юбки. Это движение помогло скинуть с себя зеркало, потому что правая рука к этому времени уже не слушалась ровно так же, как левая.
Карбюратор улетел куда-то под стол, а я осталась сидеть, прислонившись к матрасу все в той же нелепой позе. Я не питала иллюзий и все равно не ожидала через пару мгновений увидеть его рядом. Теперь я одеревенела уже целиком, но, в отличие от гномов, от той же Бригитты, – как ранее Белоснежка, – могла только наблюдать за ним. Не мигнуть, не отвести глаз…
– Мне следовало бы злиться. Неужели я не способен даже на это?
Герцог опустился рядом со мной на корточки. Медленно провел двумя пальцами по щеке. Руки у него в черных замшевых перчатках. Это значит, Даррен не оставляет следов? Мое сердце заколотилось.
Это прикосновение и само по себе было чересчур интимным. Но хуже всего, я не представляла, что последует за угрожающей лаской дальше. Насилие? Не исключена и какая-то магическая подлянка. От этого, или от чего-то другого, но моя кожа горела там, где он касался.
– Хотя нет. Ты бесишь меня так сильно. Тебя бросили мне под ноги, когда я должен был праздновать триумф. К тому же ты носитель качеств, которые у многих в женщине вызывают умиление, а меня подергивает от отвращения… Настырность. Животная тяга к детям. Смелость граничащая, с тупостью. Ни дать ни взять самка-самоубийца.
Я купалась в его ярости, чтобы не забыться окончательно. Он ради смотрел прямо в глаза и тоже нырял в нее как будто с удовольствием. Указательный палец, словно случайно, опустился ниже, а потом обвел мои губы по контуру.
Я терпела и не кусалась. Мало ли какие ассоциации на этот раз придут сумасшедшему. А если перчатки отравлены? Как яблоки, как его клятые розы. В сказке, как писали, не без урода. Но, дотронувшись до губ, он вернул мне способность говорить.
– Странны твои речи, Гарри Поттер. Твоя мать ради тебя пожертвовала жизнью. Мама Белоснежки, как я понимаю, тоже жестоко поплатилась, спасая дочь.
Пальцы предупреждающие впились в плечо. Слишком близко к шее.
– Не забывай, что ты самозванка и не заигрывайся. Дети не имеют к тебе отношения. В твоих устах имена двух лучших женщин, что когда-либо знала Эритания, неуместны. Придется научить тебя манерам.