– Послеоперационную реабилитацию мы проведём по полису, поэтому ничего больше доплачивать не нужно. И ещё предоставим одноместную палату в спецблоке. Там ей будет удобнее.

– Да, конечно. Спасибо, – отвечаю, и вижу ужас в глазах Мышки. Как же хочется взять и придушить этого милого пожилого человека!

Прощаемся с главврачом, молча идём к машине, и вдруг она останавливается.

– Сергей Алексеевич! Спасибо, но вы… не должны были… Я всё верну. Не сразу, но обещаю, что всё вам верну!

Готова разрыдаться. В глазах – мука и тоска.

– Света, нам нужно поговорить. По дороге есть небольшой ресторан, поужинаем и всё обсудим, – намеренно говорю в форме не вопроса, а утверждения. Безо всяких «хочешь – не хочешь».

Снова тоскливый взгляд загнанной в угол мышки. Шерхан бы сейчас довольно ухмыльнулся.

– Да, конечно, Сергей Алексеевич, – соглашается придушенным голосом.

Отказать она не может – это было бы даже невежливо. Но ничего хорошего от этого ужина она не ждёт: не девочка уже, и кое-какой опыт наверняка имеется.

Сижу в приёмной уже почти час. Вижу, как в кабинет заходит врач, который лечит маму. В руках у него что-то похожее на историю болезни. Надеюсь, что это мамины документы, но меня никто не приглашает. Уходит врач, пару раз заходит и выходит секретарша. Ужасно хочется пить, но не смею попросить воды.

Наконец появляются главврач и Сергей Алексеевич – знаю теперь его полное имя и даже фамилию. Вскакиваю. Неужели помог?!

Главврач даёт указания секретарше, и я с восторгом понимаю, что вопрос решён: очередь сдвинули, и операция на следующей неделе!

Готова расцеловать и этого сурового Сергея Алексеевича, и главного, и секретаршу, а ещё всех дворников, которые песок не сыпят, и даже того «козла», что в меня сегодня врезался. Какое счастье и облегчение!

Бегу вприпрыжку, как моя обезьянка-талисман, за главным и Сергеем Алексеевичем до маминой палаты. Сообщаю ей радостные новости и обещаю приехать завтра.

Приятно удивляюсь, что Сергей Алексеевич тоже заходит к маме – завтра спрошу её, о чём они говорили. Всё просто сказочно великолепно!

Идём на выход, соображаю, как буду добираться домой без машины, и вдруг, среди всего этого счастья, слышу: «больше доплачивать не нужно». Не сразу доходит смысл, но, когда понимаю, что это значит, замираю от ужаса. Он заплатил за операцию! Просто взял и заплатил, даже не спросив меня. Теперь я в долгу, теперь я в зависимости. Это ужасно!

Тупо бреду за ним и, наконец, решаюсь заговорить. Обещаю всё вернуть. Как же! Как я верну такую сумму?! Сколько же лет на это нужно работать с моей копеечной зарплатой?

Я, может быть, и дура, но не конченая – и прекрасно понимаю, к чему идёт дело. Не удивляюсь приглашению в ресторан – обычный ход. Ну почему я такая несчастная и невезучая?! Короче, влипла.

Он вежливо открывает мне дверцу машины. На пороге бросаются в глаза белые буквы на ребристой полоске: KOMENDANT.

Усаживаюсь, а он нажимает внизу какие-то кнопки, и сиденье мягко под меня подстраивается. Становится удобно и тепло, но это не успокаивает. Дверца тихо и плавно закрывается. Всё, я в ловушке!

Молчу всю дорогу до ресторана и лихорадочно составляю решительную фразу типа: «Дорогой Сергей Алексеевич! Вы так много для меня сделали. Спасибо вам и земной поклон, но…» Как же это всё мерзко, противно и гадко!

– А где я могу найти кого-нибудь нормального? – Нигде, – ответил Кот, – нормальных не бывает. Ведь все такие разные и непохожие. И это, по-моему, нормально

(Льюис Кэрролл)

Ресторан небольшой и уютный. Хозяин, он же шеф-повар, известный в народе как «Дядя Вова», слышал о французской кухне и назвал заведение «Бонжур», хотя днём оно закрыто, а работает только вечером.