Он закрывался руками и пятился к стене, пока не уткнулся в нее.
– Почему ты запер меня?! Зачем?! Думал, что я начну звать на помощь? Обращу на себя внимание слуг? Я не делала этого раньше, почему должна была сделать сейчас?
– Раньше ты не видела этой комнаты. А я – твоего испуга, – тихо сказал Эльстан.
Лера встряхнула головой.
– Не отрицай – я пугаю тебя. Моя любовь пугает, – поправился он. – Но если бы ты знала… – он закусил губу.
Эльстан не мог признаться ей в том, о чем поведала Зизи. Он не мог сказать, в какой ужасный мир заманил свою возлюбленную. Не находил силы простить себя за то, что подвергает ее опасности, и не знал, как исправить содеянное. Он мог лишь смотреть на нее этими щенячьими глазами, мог мысленно молить о прощении и кусать свои восхитительные, сильно припухшие за последние дни губы.
Лера не могла на него злиться. На него нельзя было злиться слишком долго, особенно когда он вставал на колени и целовал ее руки, как сейчас.
– Я принес тебе кое-что, – заливаясь краской, сказал он, доставая из-за пазухи нечто похожее на обруч.
Лера взяла изящную бархатную вещицу в руки и поняла, что это ошейник. Он был открыт, но смыкался и защелкивался. На миг она вдруг подумала, что ее мистер-невинность решил воплотить в жизнь эротическую фантазию любимой. Но, как оказалось, она ошиблась.
– Я заметил, что тебе нравиться подчинять, – продолжая стоять перед ней на коленях, проговорил Эльстан, и голос его дрогнул. – Я готов на что угодно, лишь бы угодить тебе, – уже совсем не владея ни голосом, ни дыханием, сказал он и потянул руки Леры, в которых она держала ошейник, к своей шее.
Девушка даже не успела опомниться, как черная бархотка опоясала горло Эльстана и со щелчком захлопнулась.
– Все, что пожелаешь, Валерия, – подползая к ней вплотную, прошептал он. – Делай все, что тебе заблагорассудится. Хочешь, мучай меня, хочешь, истязай, только прошу, будь моей… Не спрашивай, что там за стенами нашего маленько мира. Поверь, ничего хорошего. Для тебя.
Лера сглотнула. А потом стала медленно задирать свою рубашку. Сантиметр за сантиметром, пытаясь понять, когда в ней случилась эта перемена? Когда она из обычной девушки превратилась в героиню романа Захера Мазоха? И был ли в этом повинен нежный, ранимый Эльстан, или в ней всегда была эта червоточинка, а он лишь обнажил ее изъян. Содрал с нее кожу, как с апельсина, чтобы на свет брызнул сок ее испорченности, ее порочности и жажды подчинения.
Впрочем, Эльстану не казалась ее жестокая игра злодейством, а даже если и казалась, он принимал ее. Ведь он принимал Леру в любой ее ипостаси. Теперь она это видела. Она была в его шкафу скелетов.
Когда рубашка Леры оказалась достаточно высоко, она подошла, раздвинула ноги и уткнулась своей промежностью в лицо принца.
Объяснять ему правила игры не пришлось, лишь чуточку дернуть за ошейник. Его горячее дыхание тут же опалило ее складки, а потом их коснулся и язык. Он прошелся по всем лепесточкам ее порозовевшего бутона, а после нырнул в ложбинку.
– Еще, – дернув за ошейник, приказала она, и Эльстан вобрал в себя плотную горошину и стал посасывать ее и тихо стонать.
Стонала и Лера. Громко, натужно. Она теребила волосы Эльстана, то натягивая их, то отпуская. Он же продолжал свою ласку, прижимаясь к ней лицом, буквально зарываясь в ее промежность. Руки Эльстана лежали на ее бедрах, они сжимали их. Сильно, но не болезненно. Лере хотелось немного больше напора. И когда она думала положить поверх рук принца свои и надавить, он убрал их и потянулся к шнуровке на штанах.