Решившие, что последнее предложение начальника отдела – это выпад в их адрес, склонили головы. Виктор Львович продолжил говорить:

– Убита в собственной квартире. Следов взлома нет, а значит, убийцу она впустила сама – вполне возможно, что была с ним знакома. – Виктор переключил слайд на фотографию, где зафиксированы руки жертвы с вырванными ногтями. – Перед смертью её пытали.

– У неё взять-то было нечего. Кто и зачем мог её пытать?! – донеслось с конца зала.

– Говорил я вам ещё тогда, её сын не был никаким машинистом поезда! Не знаю, какие дела он проворачивал, но за это его и грохнули! А теперь и до матери добрались! – последовал более эмоциональный ответ от другого полицейского.

– Ни то, ни другое! – закричал Юрий из толпы. – Этот сукин сын убил её не из-за сына! И пытал он её не за тем, чтобы что-то у неё взять!

– Так и зачем тогда?!

– Да затем, что он больной ублюдок! Вот зачем!..

Собрание рисковало превратиться в балаган, но начальник отдела вовремя вмешался:

– Пашин, держите себя в руках! Вы не на рынке, а в полицейском участке, мать вашу! – спокойно, но злобно проговорил Виктор Львович.

Все притихли. Юрий даже не собирался успокаиваться. Он вышел на середину, к начальнику отдела, выхватил пульт и переключил слайд на предыдущий. Теперь на экране снова показывалось изображение жертвы в общем плане – женщина сидела, привязанная к стулу, а на обнажённой груди красовался выжженный раскалённым металлом крест.

Виктор Львович бросил косой взгляд на своего подчинённого, никогда не отличавшегося умением держать себя в руках, но не поспешил его перебить и заставить замолчать.

– Юре повезло, что у нас слишком добрый начальник. – шептались в толпе. – Был бы на месте Виктора Львовича кто-то другой, он бы вылетел отсюда в окно.

– Пытали, чтобы что-то получить, значит? – продолжил эмоционально Юрий и, активно размахивая руками, начал водить по выведенной на доску фотографии. – Да вы разуйте глаза и посмотрите на фото! У неё на груди выжжен крест. После смерти! Он выжег крест после её смерти! Зачем этой гниде выжигать на её теле крест уже после смерти, если он пытал её для того, чтобы выведать секреты её сыночка?! А?!

Зал притих и задумался. Юрий, видя, что его слова начинают воспринимать всерьёз, несколько успокоился.

– То-то оно! Потому что не пытался он у неё ничего выведать. Он её пытал, потому что он, мать вашу, гнилой кусок говна! – закончил Юрий свою речь.

– А что тогда всё это значит? – донёсся неуверенный голос из толпы.

– Это значит, что вернулся серийный убийца, которого в нулевых прозвали Люцифером. – спокойно ответил Никита из самого конца зала.

– Да! Эта мразь вернулась и напрашивается на то, чтоб я прикончил его собственными руками. – тут же подхватил Юрий.

По толпе пронёсся шёпот.

Притих даже Виктор. Оказалось, он был далеко не единственным в отделе, кто сразу обо всём догадался. Он внимательно посмотрел на Юрия и внутри признал, что за его импульсивностью всё же скрываются работающие мозги. Или, быть может, дело тут совсем не в наличии ума. Просто те, кто однажды видел настоящее зло, не способны никогда его забыть. Они становятся способными с первого беглого взгляда распознать его почерк. И совсем не удивительно, что Юрий распознал того, с кем однажды ему довелось столкнуться.

Сам Юрий после своего эмоционального ответа тут же уставился на незнакомца и выдал следующую импульсивную реплику:

– Эй, а ты вообще кто?

Никита не улыбнулся, не смутился – не проявил даже долю какой-либо эмоции. Он вынул из кармана свидетельство, какое в отделе раньше никто не видел, развернул на страницу со своей фотографией и протянул недоверчивому сотруднику полиции.