– Алло! – Павел ответил сразу.

– Ты говорил, я могу позвонить, если нужен совет. – Виктор сразу перешёл к делу. – Вообще-то, не уверен, что совет тут поможет, но прошло полторы недели, а у нас так и ни черта на него нет. Так что мне, как и утопающему, поможет даже соломинка, чтобы не потерять надежду.

– Витя, понимаю твоё отчаяние. – заговорил Павел голосом, каким доктор разговаривает с пациентом. – Ты боишься, что он и на этот раз ускользнёт.

– Стыдно такое говорить, но я жду, пока он снова убьёт. Я надеюсь, что он это сделает, а не заляжет на дно ещё лет на двадцать! Но… – Виктор выдохнул. – Но что, если и на этот раз не оставит улик.

Павел понимал отчаяние друга. Начальство вот-вот начнёт давить, требуя поймать преступника. Недовольство в обществе начнёт расти, и она обрушится на полицию. Но никаких предпосылок тому, что дело сдвинется с мёртвой точки, не предвидится.

– Знаю, у вас никаких гарантий, что вы нароете хоть что-то. Но вы не можете сдаваться. – проговорил Павел.

– Да. – выдавил Виктор на выдохе. Для того, чтобы вернуть голос, ему понадобилось потереть горло. – Потому я и звоню.

– Конечно. Совет. Я внимательно слушаю. – Павел приготовился к тому, что ему предстоит серьёзное размышление.

– Музыка Вагнера. – сказал Виктор, не отрывая глаза от записи на доске. – Увертюра, если сказать точнее. Соседи Журавлёвой слышали эту музыку в вечер её убийства. По всему видимому, он громко включил музыку, чтобы перебить её крики во время пыток.

– Если мне помнится верно, Увертюра была гимном какой-то банды из девяностых. – Павел задумался.

– Амурская. – уточнил Виктор. – По нашим данным, никто из этой банды не дожил до этого дня. Одних свои пристрелили, других зарезали в тюрьме. Но мы не исключаем вариант, что кто-то из них мог выжить, только…

В момент молчания Виктора Павел перехватил его мысль:

– Только психологический портрет убийств не подходит под преступление участника банды. Тут прослеживается какой-то личный мотив. Крест указывает именно на это.

– Точно. – выдохнул Виктор. – Потому мне и нужен твой совет. Ты в психопатах разбираешься лучше кого бы то ни было в стране. Так, что ты думаешь, Люцифер может оказаться выжившим участником Амурской? Предположим, он покинул страну в то время, когда на их группировку началась настоящая охота. Потому и прекратились убийства. А сейчас он вернулся, а первой жертвой стала Журавлёва.

– Всё это звучит логично. – проговорил Павел задумчиво, после чего добавил. – Но только с практической точки зрения, а не с психологической. Преступники вроде членов Амурской убивают ради выгоды, но у жертв Люцифера ничего не пропало. К тому же, все они были обычными людьми, с которых и взять нечего, и сведениями никакими они не обладают. И, если хочешь знать моё мнение как психиатра, я более чем уверен, что действует он из личных побуждений, а если совсем точно, им движет обида.

– Обида на кого? – Виктору захотелось ухмыльнуться, но он сдержался.

– На бога. – ответил Павел коротко. – Крест, который Люцифер им наносит после смерти, указывает на то, что он таким образом высказывает богу свою обиду.

Виктор задумался. В словах друга всё же чувствовалась правда. Нет никаких причин тому, чтобы член банды после убийства наносил на тело жертвы крест, но не забирал у него никаких ценностей и денег.

– Возможно, ты и прав. – сказал он в трубку. – Но я всё ещё не понимаю, как объяснить выбор музыки. Почему именно эта грёбаная Увертюра?! – с каждым словом его голос прибавлял громкость, и к концу предложения он закричал в полную силу, а потом резко остыл и произнёс. – Прости. Эта музыка напомнила мне о Карине.