– Почему же вы не пожалуетесь на него местным блюстителям? Они бы давно уже этого уличного хулигана изловили и научили хорошим манерам. Руки, конечно, не переломали бы, но всяко отвадили бы охоту вредить.

– Да лучше бы руки оторвали – так надежнее, – все еще кипятился коротышка.

– Зачем же так, это же всего лишь глупый ребенок со щенячьими проказами, и за это стоит его губить? Помилуйте. Разве такая, как вы, смогла бы жить спокойно, зная, что ребенка отправили в лапы почти головорезам, пусть они и в королевских плащах? Вы не похожи на жесткосердечную и бесчувственную.

Рядом с Мелон будто из ниоткуда появился высокий мужчина в меховых одеяниях. Теплая накидка, несмотря на мех, выглядела простоватой и недорогой, как и толстый кожаный жилет под ней. Сапоги казались сильно стоптанными, но довольно приличными. И весь обычный и практически неприметный облик и нехитрая одежда никак не подходил к выглядывающему из-под капюшона лицу с благородными чертами, свойственными только людям высокой или чистой крови. Когда-то ребенком Илилла видела незнакомца с удивительно схожими чертами, украдкой подглядывая, как старейшины Ангера принимали королевских посланцев, и тот человек возглавлял процессию. Он один в один выглядел как тот, что сейчас стоял перед ней. Светлокожий, словно на лице застыл лунный свет, с высокими острыми скулами и таким же подбородком. Из под редких блестящих черных прядей, упавших на лицо, смотрели пронзительные темно-синие глаза. В них не было ни капли лукавства, ни насмешки – ничего недоброго, только спокойствие, интерес и сосредоточенность.

– А это, – он указал на след на плаще и протянул наемнице белоснежный платок, – ерунда, очистится.

– На меньшее не рассчитываю, – наемница, помедлив, все же приняла платок, кивком поблагодарив случайного свидетеля уличной ругани.

– Защитник объявился? Уж не родня ли ты тому поганцу? – зазывала прищурил один глаз и привстал на цыпочки, будто желая стать одного роста с высоким мужчиной.

– Нет, всего лишь прохожий, пожелавший посмотреть спектакль, – неизвестный достал из-за пазухи мешочек со звонкими монетами, при виде которого коротышка изменился в лице.

Илилла же слушала краем уха разговор, изредка косясь на мужчину, но едва она закончила чистить свою накидку и собралась было еще раз поблагодарить за помощь, как незнакомца уже не оказалось рядом. Не обращая больше внимания на потешника и не слушая, что он говорит, наемница прошла внутрь театра и почти сразу оказалась в гуще толпы, собравшейся в узком проходе. Кого тут только не было, но вот неизвестного встречного, зашедшего сюда только-только, и в помине не оказалось. Он будто растворился среди горожан.

– Хм, будем считать, это – маленький сувенир в память о гостеприимном Шадион. Пока что, – Мелон смяла платок и убрала его в карман жилета.

Она не любила оставаться в долгу перед кем-либо, пусть даже в самом малом и незначительном; не любила принимать чужое без возможности вернуть это владельцу. И все же сейчас выбора не имелось и пришлось оставить платок себе. Во всяком случае, до момента, пока с его хозяином вновь не представится столкнуться, на что Илилла все-таки надеялась.

Ловко уклонившись от взмахнувшей перед лицом здоровенной руки какого-то амбала, бурно обсуждавшего что-то с приятелем, и обогнув двух тучных женщин, наемница прошла дальше, к залу для зрителей, входные занавески которого виднелись за маячившим людом.

– Не многовато ли народу? Что же тут такого показывают, раз яблоку негде упасть?

В импровизированном зале бывшей портной мастерской, увенчанной низкой сценой, что украшали потертые красно-синие портьеры, и заставленной короткими скамейками так, что едва хватало места протиснуться меж них, и правда уже собралось немало горожан. Вопроса, куда должны были поместиться те, что еще не успел занять место, не стояло, ибо здесь не возбранялось сидеть даже на полу и подпирать собой стены. Так что, места хватало каждому и никто не оставался в обиде – все, кто посещал подобные передвижные театры, давно привыкли к подобному. Приметив свободный угол за одной из деревянных подпорок у самой стены чуть дальше от выхода, Илилла твердой поступью направилась туда, желая, наконец, выбраться из гущи. Примкнув к потрескавшимся доскам и скрестив руки на груди, она еще раз осмотрелась: отсюда открывался недурной вид на сцену, да и под ногами никто не крутился. Народ же постепенно стал умолкать, и все реже слышались гудящие голоса, топот и прочий шум.