В законченном виде концепция «Земли и Власти» А.Г. Кузьмина вылилась в его цельное восприятие России как особой цивилизации, отличительные черты которой состояли в извечном противостоянии глубоко эшелонированной вертикали власти и горизонтально структурированной «Земли» [62, 53]. Среди всех народов, образовавших современную этнополитическую карту Европы, только восточные славяне сохранили территориальную общину, которая не только не исчезла с образованием государства, но и дожила до 30-х гг. ХХ в.

Непрекращающаяся дискуссия этнологов и обществоведов о сущности понятия «этнос» в известной степени детерминирована реальной размытостью гражданского общества Запада и Востока ввиду их дифференцированной структуры. В этой связи попытки некоторых исследователей, в основном «славистов-советологов», сблизить российскую и азиатскую цивилизации [63] не могут расцениваться иначе как идеологически ангажированные. Исторически же представляется достаточно ясным, что социальной структуре азиатских обществ наиболее близка не российская, а именно западноевропейская модель. Общее между ними состоит в непрерывном воспроизводстве, с первобытности вплоть до наших дней, иерархичной общественной структуры на основе отношений господства – подчинения, пронизывающих сверху вниз все общество. Меняться при этом могут только основы формирования социальной пирамиды (Западная Европа): кровное родство – вассально-ленная система – частная собственность. Но принцип социального неравенства при этом остается неизменным.

В России же понятие «народ» всегда консолидировано. Это общинная Земля, в различные периоды истории объединяющая большинство населения страны. Из ее состава нет оснований исключать и территории, на которых община и присущие ей переделы вроде бы не прослеживаются, поскольку принципы социальной жизни и самоорганизации российского крестьянства и в этом случае не претерпевали существенных изменений. Хорошо известен факт отсутствия исторического опыта переделов в Сибири: земли было много, а «власти» мало. Не знала Сибирь и помещичьего землевладения и, соответственно, крепостного права. Однако в XIX в. в результате активного промышленного освоения Сибири, значительного притока нового населения проблема земельного «голода» стала актуальной и для этого региона. Крестьянство среагировало моментально. В Сибири оно восстановило общину со всеми ее атрибутами и переделами [64, 12]. Последнее обстоятельство настолько удивило крупнейшего исследователя проблем аграрного развития Сибири А.А. Кауфмана, что в опубликованной им монографии он просто отказался понимать и искать объяснение решению русских крестьян восстановить передельную общину. Ведь в Германии, писал А.А. Кауфман, подобную проблему крестьяне пытались бы решить через придание своим земельным наделам статуса неприкосновенной частной собственности [65, 44].

Действительно, на первый взгляд может показаться странным поведение человека, решившего пожертвовать собственным, передаваемым по наследству земельным участком в совместное владение. Но нельзя забывать, что за этим решением стоит тысячелетний опыт выживания русских крестьян в самых суровых климатических и политических условиях Европы. Именно община объективно являлась тем единственным социальным институтом, через который они могли не только отстаивать свои интересы на уровне местной и центральной власти, но и так организовывать хозяйственную деятельность, чтобы по ее результатам обеспечить воспроизводство материальных ресурсов и достойное содержание всем своим членам [35,