—Где?

—На Спиридоновской, стало быть…частная клиника, я ж говорю, вы попали в эту акцию…

Старушка продолжала говорить, но я не могла различить и слова. Она вскоре отдала мне ключи, которые я резво схватила и стремглав помчалась в квартиру, и ее я не узнала.

Несмело вступая внутрь, в голове всплыли мысли о последних воспоминаниях, связанных с квартирой. Я на полу и пьяные дружки отца, хохочущие вокруг.

На лечении? Ремонт? Да что же это такое? Кем он себя возомнил? Первая злость смылась осознанием необходимости помощи хотя бы отцу. И вроде как я рада получить это, но в тоже время чувство того, что я теперь ему была должна, лупило по темечку отбойным молотком.

Все это было неправильно. Абсолютно.

Пустынный убранный коридор встретил меня безмолвием, привычный устоявшийся запах алкоголя отсутствовал. Складывалось ощущение, что здесь произвели уборку. Капитальную. Я включила некогда слабое освещение (что имелось благодаря единственной старой лампочке на сорок ватт, подвешенной на длинном проводе) и обомлела, ведь теперь тут все было настолько ярко, словно я стояла в музее, где каждый уголок подсвечивался. Ни старого ковра, ни сломанной тумбочки. На ее месте красовался другой мебельный атрибут, который идеально вписывался в коридор, где был выполнен ремонт, и уж точно не косметический, а самый что ни на есть капитальный.

Каждая комната была обставлена новой мебелью, на кухне так вообще куча новомодной техники. Такой косметический ремонт явно влетел в копеечку, и ни о какой акции от государства не могло бы быть и речи. Здесь была единственная причина. Первопричина. Александр Белов.

Я зашла в свою комнату и уселась на двуспальную кровать, переведя взгляд на единственную важную мне вещь. Книжный шкаф. И тут меня осенило, да так, что я резко вскочила и подбежала к ОЧЕНЬ дорогой и важной сейчас книге, вытянула ее и буквально покрылась потом, пока не нашла белый сверток, в котором находились деньги, переданные мне мэром за свое спасение.

—Нужно немедленно отдать, — произнесла я в пустоту, слабо понимая, как на самом деле это можно было бы сделать.

Уложив сверток в сумку, я принялась переодеваться в более теплые вещи, а спустя полчаса уже была на остановке, где хотела сесть на автобус, идущий на Спиридоновскую. Встреча с папой была не за горами.

Деньги отдам после. Сейчас главным было удостовериться, что с отцом все хорошо.

Отец действительно лежал в больнице, причем не самой дешевой и не самой простой. Сюда попасть не так просто, как может показаться, но тут помогали. Если сравнивать с обычными медицинскими учреждениями нашего города, тут хотели помочь (пожалуй, это ключевое), делали это вполне успешно. Правда, как вы можете понимать, за все деньги мира. Разумеется, счета были оплачены, и мой отец тут находился бесплатно, грубо говоря. Опять пресловутая программа при поддержке правительства.

В кратком разговоре с врачом я уяснила одну вещь, что пересадки не избежать, а то, что происходило сейчас, всего лишь поддерживающая терапия, от которой выздоровления не наступит. Врач участливо улыбался и похлопывал по плечу, говоря, что пересадка печени — это не пересадка сердца, тут все намного проще и быстрее происходит восстановление с последующей реабилитацией.

С тяжелым сердцем я вошла в палату, глотая непрошенные слезы. Тут было все: и благодарность, и страх, и отвращение от самой же себя, а еще сожаление, что нас жизнь завела в такой уголок, где выхода не предусмотрено.

—Пап, привет, — дверь сзади захлопнулась, я жадно осмотрела пополневшую фигуру на кровати. Он изменился в лице, стал не таким бледным, в темных глазах появилась жизнь, пусть они так и были по большей части тусклыми, наполненными бесконечной грустью, что поселилась там после смерти мамы.