– Ты сама пошла на это, – он усмехается, выворачивается из моих рук и выпрямляется, спуская ладони на бёдра. Хищно смотрит сверху вниз мне в глаза и сразу же переводит всё внимание на задравшуюся рубашку.

А там трусы-боксеры, которые мне пришлось одолжить у Вавилова. Дико не эротично, но щеголять без белья при здоровом мужчине, к которому и так тянет… Было бы безрассудно.

А единственное моё бельё, как и платье, осталось в доме доктора Ешевски.

– На тебе хорошо сидит только рубашка, – он приподнимает одежду и грубо хватает за трусы, которые дёргает вниз. – Но не это.

Вавилов делает шаг назад, отчего мне приходится освободить его и позволить снять бельё. Как только ткань касается щиколоток, смущённо свожу ноги. Да, он уже всё видел. Трогал. И даже побывал внутри.

Но мне неловко.

Кровь перестала идти неделю назад, но именно в этот момент боюсь оконфузиться…

– Не стесняйся, – он улыбается, обнажая свои клыки и снова врезаясь пальцами в мои колени, которые разводит в стороны.

И вновь хочу прикрыться, но не делаю этого. Только расстёгиваю верхние пуговицы рубашки, сдавливающие горло и не дающие дышать.

Кожа покрывается мурашками только от одних движений Льва, который подбирается своими руками к тому самому месту, просящему ласки.

От возбуждения там влажно, и снова становится не по себе. Я не такая развратница, но рядом с этим человеком хочу быть ей.

Напрягаюсь, когда длинные и грубые пальцы нежно проводят по мягким складкам, двигаясь вверх вниз.

Хватаю ртом воздух, чувствуя дикий огонь, в который попало всё тело.  

– Какая ты чувствительная, – насмешливый голос слышится даже сквозь плотный слой дурмана. – С ним ты тоже такая?

Его вопрос немного выводит из равновесия. Лев спрашивает о Дмитрии? Почему он о нём вспоминает в такие моменты? Оскверняет его память…

Всё желание от этих слов сходит на «нет». Хочу прекратить наши игры, но не успеваю.

Шумно выдыхаю и сжимаю кулачки, когда два больших пальца входят в меня на всю длину.

Поджимаю ноги и выгибаюсь, прикрывая глаза.

Не хочу видеть этого истязателя.

– Скажи, Олеся, – Лев дразнит, играет, но не начинает движений, которые так хочется почувствовать в себе.

Обхватываю его стенками лона, ощущая, как внизу живота приятно тянет.

Я готова кончить от одних только пальцев, стоит ему совершить несколько толчков.

Но мужчина не торопится. Подготавливает, вытворяет это специально, чтобы я умоляла его и стонала, прося сделать желанное.

– Н-нет, – голос дрожит от нетерпения, которое уже вырывается наружу. И если он не сделает того, что задумал, я…

Не успеваю договорить эту фразу в голове, как он толкается вперёд и почти сразу же покидает моё тело, заставляя разочарованно всхлипнуть.

Приоткрываю глаза, смотря на него из-под полуопущенных ресниц.

– Ты делаешь это специально?

На мой вопрос снова летит усмешка, и простой ответ, который не ожидаю от него услышать:

– Да.

И снова он входит на всю длину, наращивая темп. Склоняется ко мне свободной рукой и расстёгивает пуговицы рубашки, от которых так и не избавилась до конца.

Вавилов не выдерживает и разрывает их. Белые кружочки летят на тело, сталкиваясь с разгорячённой кожей, чуть покалывая.

– Тогда, – произношу с трудом, когда пружина внизу живота с силой натягивается. Я уже говорила, что долго не выдержу… Особенно, когда в роли змея-искусителя он – мой зверь, в объятиях которого теряюсь. – Перестань делать это.

Хочу свернуться калачиком, когда Вавилов обхватывает мою грудь ладонью. Сминает её, трогает, оставляя красные отметины. Щипает за стоящий сосок, обделённый лаской.