Вайолку от этого жеста замутило.
— Воды? — с небывалым доселе участием в голосе спросил Инквизитор. И, не дожидаясь ответа, сам налил полный стакан.
Вайолка уже и видела его как в тумане. Приняла воду и выпила залпом, проглатывая вместе со слезами отчаяния и слова благодарности. Боялась не за себя, да какая разница!
Надо было бы в ноги домину Тиорелу падать или найти в себе гордость и молча отвергнуть любые попытки завязать разговор. И то и другое в равной степени наивно, Стево говорил, а он с этими Инквизиторами теснее был знаком, что ни один мирянин ещё не оправдался перед судом Святого Ордена. А уж ведьма или ведьмак и подавно!
Значит, всё напрасно. И надежда, и её дитя, не успевшее как следует укрепиться, и даже их со Стево любовь зазря пропадёт. Да и остальных в сырую землю по грудь утащит!
— Лучше?
— Да, домин. Благодарю за доброту.
И всё же верилось, что не всё потеряно. Ну не может этот домин-Инквизитор с таким потухшим и усталым взглядом оказаться «жестоким пособником умерщвления невинных». Так говорил Стево, ему брат Ионел читал умные книги, когда выхаживал отрока, подобранного на дороге.
Как ни говорили Вайолке все вокруг, что доверчивость — признак слабого ума, она всё равно верила в Высшую справедливость.
— Я никого не убивала, домин. Эта девушка, Надья, я не знаю, что с нею случилось, но не мы это.
Склонила голову ещё ниже, смотря в пустой стакан, который всё ещё сжимала в руках, и больше не пыталась говорить. Слова теснились в голове, выстраивались рядами, только всмотришься, сообразишь, в какой последовательности говорить, а они уже ушли, иные на их местах слова. И чувства иные.
Вайолке вдруг сделалось всё равно, Вернее, захотелось, чтобы всё скорее кончилось. Если суждено погибнуть здесь, то скорее бы.
— Сама посуди: твоя Сила проснулась, а девушка на представлении, когда держала тебя за руку, то и померла в мучениях.
Ощущение тысячи глаз, следящих за Вайолкой в этой комнате, разглядывающих её как любопытное насекомое, стократно усилилось и вмиг пропало.
— Она была обескровлена? Как такое возможно?
— С помощью злокозненной магии, Вайолка, — вздохнул Инквизитор. — Ладно, устала. Вижу. И я притомился. Арад — город тихий. Был. А теперь что будет, Создатель ведает.
Домин Тиорел поднялся со стула и постучал в дверь, чтобы Вайолку увели.
В ту ночь ей казалось, сомкнуть глаз не удастся. Она и не хотела спать: требовалось подумать и постараться догадаться, что произошло в тот вечер. Вайолка жалела, что раньше об этом не размышляла, да времени не было. То похищение её самой, то увечье Петру, теперь арест.
И всё же едва она оказалась в пустой комнате, всё убранство которой составлял топчан в углу, накрытый соломой и прохудившимся одеялом, как веки смежились, и сон напал исподволь, как поджидавший жертву в тёмном переулке разбойник. Вайолка и удивиться доброте Инквизитора не успела: как бы то ни было, а её каморка не тюрьма. И крысы по ней всё ночь лазить не будут, на том спасибо завтра скажет.
Проснулась Вайолка оттого, что кто-то грубо тряс её за плечо. Свет направили против ожидания не в лицо, а на грудь.
— Вставай, ведьма. Кончились твои дела! — шептал, беспрестанно делая свободной рукой охранные знаки, помощник Инквизитора. В неверном и тусклом свете масляной лампы, которую держал его побратим, лицо казалось белой маской, надетой кем-то, кто не имеет человеческого обличья.
Вайолка вскрикнула, и мир тут же качнулся перед глазами.
В лицо плеснули холодной водой. Помогло.
Дурнота отступила, а страх пуще прежнего схватил за горло.