Конечно, по большому счету его винить нельзя было ни в том, что в полон басурманский попал (его «сдали» наши отступающие войска на больничной койке, после ранения, в Таллине), ни в том, что американцы первыми добрались до лагеря в южной Германии, где он прохлаждался в конце войны… Но система молола людей безжалостно и на такие мелочи внимания не обращала. Повезло еще ему в том, что добрая душа полковник Сальцын Иван Петрович оставил его служить после войны своим поваром и таким образом спас от неминуемого ГУЛАГа. Были у него, конечно, и допросы в Смерше, и карцер, и угроза расстрела – на понт брали, но каким-то чудом вылез. Случаем, но вылез и продолжил службу. Потом трудности прописки в Москве, устройство на работу, но это уже потом. И вот с такой родословной, через 30 с лишним лет после означенных событий, я рвусь за границу! Подозрительно все это. Так что на практику в Египет поехал мой одногруппник Саша Хренов. А я не поехал, о чем долгие годы и переживал, ибо не было совсем никаких гарантий, что и потом смогу найти себе применение как профессионал в той среде, в том деле, которому меня учили в институте, то есть во внешней, внешнеэкономической деятельности. Так что предложение отправиться по военной линии сразу за границу было как нельзя кстати…

За длинным столом восседала комиссия во главе с генерал-майором Чернобровкиным, вполне соответствующим своей фамилии своими густыми, грозными бровями, при полном параде. Генерал перелистал мое личное дело, рядом услужливо помогал в навигации по документам полковник из «Десятки».

– Отец был в плену?! – Мне показалось, генерал изменился в лице, хотя я его лица видеть не мог, он сидел против света, у окна.

– Да, товарищ генерал, но он член партии уже давно, так что там все нормально, – объяснил полковник.

– А… Ну ладно, ну что, Щербаков, к службе готов?

– Так точно, товарищ генерал, – отрапортовал я, горя глазами как мог.

Конец ознакомительного фрагмента.