12. После этого характеристика, утвержденная на всех уровнях института, а комитеты ВЛКСМ и КПСС в институте приравнивались к уровню райкомов, что сэкономило одну итерацию процесса, в принципе уходит в «инстанцию», то есть в ЦК КПСС, на ту самую Старую площадь, туда уже не вызывали, если я верно помню, и прохождение характеристики в ЦК было приравнено к прохождению души в чистилище, ибо из кабинетов Старой площади, как потом стало известно, следовал запрос в КГБ, и соответственно, тут ставился основной фильтр ненадежным в идеологическом плане, морально неустойчивым гражданам, если, конечно, они дотягивали до «инстанции».

13. Где-то в начале 1977 года, по мере того, как двигалась своим чередом «характеристика-рекомендация», начинается оформление соответствующих документов по военной линии – начинается череда вызовов в 10-е Главное управление Генштаба МО СССР, что недалеко от Арбата, там я был принят к «проработке» «направленцем», «сидящим» на направлении, то есть на определенной группе стран, объединенной, как правило, языком – арабским, французским, английским. Естественно, мой «направленец», подполковник, «сидел» на группе арабских стран – но куда именно будет направление, оставалось не ясным. Посещений «Десятки» было несколько по ходу прохождения дела.

14. Выездная комиссия Генштаба МО СССР, в том самом здании на Беговой, – финальная инстанция по военной линии.

15. Получение «довольствия», обмундирования, стояние в очереди за авиабилетом, прививки – сопутствующие процедуры, но крутиться приходилось самостоятельно, никто, кроме направлений, ничего не гарантировал, особенно билеты. Несколько дней заняла очередь в кассы Аэрофлота, что на «Парке Культуры», писались по списку, совсем как в очереди за немецким гарнитуром каким-нибудь!

16. И наконец – сдача комсомольского билета, почему-то в ЦК КПСС, в 5-м подъезде Управления делами, в Ипатьевском переулке (где я по иронии судьбы буду работать в 1991 году), с неизбежным собеседованием с инструктором ЦК, закончившимся отеческим напутствием «не ударить в грязь лицом» и «высоко нести имя советского человека». Тут же, в ЦК, по прочтении инструкций для выезжающих за рубеж, требовалось подписать несколько обязательств о достойном поведении и хранении государственной тайны.

Это все. Можно смело ехать в загранкомандировку, выполнять свой интернациональный долг.

Если кто из современной молодежи думает, читая эти строки, что вообще-то это смахивает на сумасшествие, то он не далек от истины, однако ж другого пути в заветные заграницы просто не существовало. Таковы были правила игры, правила естественного отбора, и не проходившие его по каким-то причинам никаких шансов на выезд на работу за рубеж, даже если они были исключительно профессиональны и умны, увы, не имели. Без деталей, но каждая из упомянутых инстанций предполагала, что вы должны были ее убедить в том, что именно вам она должна оказать такое немыслимое доверие. До развала Советского Союза оставалось почти 15 лет, и система сбоев не давала, по крайней мере в деле определения лояльности. Докажи!

На Выездную комиссию Министерства обороны я зашел как на эшафот, в смысле с завязанными глазами, фигурально выражаясь. Решение комиссии могло быть совершенно любым и наперед не поддавалось предсказанию – кто-то уезжал сразу за рубеж, кто-то по каким-то неведомым причинам командировался на переподготовку в учебные лагеря на территории СССР, это и Мары и Красноводск в Туркмении, и Перевальное в Крыму, и что-то в Белоруссии – в зависимости от военной специализации и языка. Предварительно я знал, что меня планируют направить в Группу советских военных специалистов в одной из арабских стран, что не придется служить «на Родине», что, в общем-то, изначально и не планировалось! В самом начале 5-го курса, когда зашла речь о распределении после института, одним из наиболее возможных и предпочтительных вариантов была командировка за границу. Но так как по гражданской линии Министерства внешней торговли или Госкомитета по внешнеэкономическим связям, ГКЭС, такой перспективы не предвиделось в силу отсутствия необходимых контактов, связей, «блата» по-русски говоря, да и устройство на работу в Москве ни в одно из внешнеторговых объединений не сулило ничего, кроме зарплаты в 150 рублей, а хотелось уже тогда малость побольше, то предложение нашего преподавателя по арабскому военному переводу Александра Викторовича Коровкина послужить Отечеству на дальних его рубежах, то есть даже совсем за оными, было мной воспринято с энтузиазмом. Первичная проверка где-то в недрах Всесильного Ведомства показала, что меня допустить к конкурсу можно, и процесс оформления (см. выше) начался аж до Нового года. У меня было основание полагать, что «инстанция» воспрепятствует моему отъезду, да еще и по линии секретного Минобороны, ибо за два года до этого моя кандидатура была в результате тщательного отбора отбракована для поездки в Египет на практику, на 3-м курсе. Знающие люди (а помогал мне проверить причину аж проректор МГИМО, знакомый знакомых, но источник верный!) рассказали под страшным секретом, что никакой возможности меня в капстрану отправить нет, ибо запятнан я своей биографией или, вернее, не я даже, а батя мой, Щербаков Иван Васильевич, которому довелось быть освобожденным из четырехлетнего немецкого плена непосредственно в Германии аж американскими войсками, что не могло быть с восторгом воспринято органами.